Растафарыч выпрямился, потирая руку.
— Что, и правда ищут тебя со всех сторон?
— Ищут.
— Эх, завещал Маврикий нам помогать ближнему и дальнему своему безвозмездно… Так сколько платишь?
— Сказал же: двести евро, потом ещё двести…
— Я баксами беру. И всё сразу — пятихатку то есть. И это без вещей, только те, что на себя можно повесить, а у тебя рюкзак.
— Нет у меня баксов. Четыреста евро — нормальная цена. Хорошо, отдам тебе их сразу, но рюкзак тоже возьмёшь.
— Ну и борзый ты, школьник. Некуда мне его сунуть.
Сквозь открытый багажник Тимур заглянул в салон микроавтобуса.
— Ничего, найдёшь место. Вон под сиденья положи. Держи деньги.
Он подобрал упавшие купюры, достал из кармана ещё две сотенных и отдал Растафарычу, который свернул их аккуратным квадратиком и сунул в мешочек на шее.
— Куда прятаться? — спросил Тимур.
Из-за гаража донеслись голоса, и он схватил свой рюкзак.
— Куда?
— В салон давай!
Растафарыч распахнул заднюю дверцу и первым нырнул внутрь. Кроме водительского, здесь было семь сидений, а у бортов к полу привинчены длинные узкие ящики из жести с запорными скобами. В одном, раскрытом, рядком лежали картонные коробки с одинаковыми штемпелями на крышке. Растафарыч распахнул второй — там валялось свернутое одеяло, дно покрывала войлочная подстилка.
Звук шагов и голоса приближались.
— Сюда ложись. Закопать тя в конопле, не тормози, школьник!
— Ты что, людей в этом ящике возишь? — удивился Тимур.
— А где мне их, вместо плюшевого мишки под зеркалом вешать? Институтские машины не обыскивают. Ну, лезь!
Голоса стали ещё громче, один из них показался Тимуру знакомым.
— Чтоб вы сдохли, дурни! — услышал он и, похолодев, мимо присевшего на заднее сиденье Растафарыча сунулся к ящику. — Я там не задохнусь?
— Дырки просверлены, даже наружу смотреть можно. На спину ложись, так…
— Рюкзак мой спрятать не забудь.
— Спрячу. Главное, молчи всю дорогу и особо не шевелись там. Чихнуть не вздумай. Ехать нам часа три, да полчаса на Периметре. На бок можешь повернуться, но осторожно.
Совсем рядом другой знакомый голос произнёс:
— Да если хлопец прыткий очень, так что нам делать было?
Когда Растафарыч нагнулся, чтобы захлопнуть крышку, улёгшийся на спину Тимур схватил его за шиворот, притянул поближе и прошептал:
— Ты помни — у меня ствол. Если ты меня в дороге сдать решишь, я тебя пристрелить успею.
— Не хипишуй, мэн, Растафарыч слово держит. Попробуй занайтовать там, только не храпи. — Водитель сбросил руку Тимура и захлопнул крышку. Глухо стукнули запорные скобы.
Младшего Шульгу они не нашли — то ли успел свалить из городка, то ли запрятался где-то в подвале или на огороде в бурьяне и носу не казал наружу. Зато когда «патриот» в очередной раз миновал бульвар, где к тому времени собрались почти все тачки местной милиции, из-под сломанной скамейки вынырнули Огонёк с Жердем, и Филин, сидящий на заднем сиденье рядом со Шрамом и Лысым, закричал водителю:
— Тормози! Тормози, вон хлопцы мои бегут!
Жердь уселся впереди, маленький лёгкий Огонёк кое-как втиснулся позади, и хотя «патриот» был широкий, там сразу стало очень тесно.
— Где он? — спросил Филин у подчиненных. — Где Шульга?
— Не знаем, — ответил Огонёк. — Второй раз упустили.
Филин уважал поджигателя за то, что тот не ведал стыда и страха. То есть абсолютно. Вот сейчас, к примеру, — любой другой бандит, включая Жердя и первого филинского помощника Боцмана, стал бы отводить глаза и оправдываться, а этот так прямо и рубит правду: упустили, причем дважды. За это Филин не стал бить его, хотя, когда Жердь, обернувшийся с переднего сиденья, попытался что-то сказать, вмазал ему кулаком по ребрам, отчего Жердь скривился и закатил глаза.
— Чё стонешь? — брюзгливо спросил Филин. Жердь отвернулся, и Огонёк пояснил:
— Шульга его ранил. Сначала ножом в плечо, потом из тэтэшника в бочину.
— А, так ты у нас дважды раненый? — Филин жалости не ведал.
— Между ребер пуля застряла, — голосом умирающего пояснил Жердь.
— Так пей зелёнку, недоумок! И вообще, я вам в трубу сказал у машинного двора ждать. Чё вы тут делали, у ментов под носом?
— Их слишком много на улицы повылазило, чтоб к машинному двору бежать, — отозвался Огонёк. — А на бульваре под той скамейкой яма с травой, там нас совсем не видно.
— Эй, водила! — обратился Филин к охраннику, сидевшему за рулем. — Вертай назад, всё равно мы клиента не отыщем теперь.
Водитель через плечо кинул вопросительный взгляд на сидящих возле Филина молчаливых и неподвижных, как истуканы, Шрама с Лысым.