Выбрать главу

Как-то на Рождество мне подарили игрушечный автомат. Когда я нажимал на курок, он издавал точно такой же звук, что и трещотка. Я решил, что возьму его в следующий раз на домашний матч и буду трещать, как все остальные «трещоточники». Даже не знаю почему, но мне жутко этого хотелось, и когда мы с папой отправились в пешую двадцатиминутную прогулку на стадион, я держал в руках игрушечный автомат. Не успели мы дойти до турникетов, как ребята намного старше меня увидели автомат и подняли руки вверх с криками: «Не стреляй! Не стреляй!» И тут же все взгляды обратились на меня. Все смеялись. Я чувствовал себя униженным, испуганным и нелепым одновременно. Это быстро закончилось, но люди в очереди за нами отпустили еще пару шуток по поводу автомата. Я был в смятении, до истерики боясь, что когда мы пройдем на стадион, вся толпа обернется на меня и закричит «Не стреляй! Не стреляй!»

Я посмотрел на отца, он улыбался кому-то из шутников. Ему-то что — это была не его идея взять автомат. И что это за идея такая?! О чем я только думал?

Я попросил отца забрать у меня автомат и спрятать под пальто. Он сказал, чтобы я не глупил, но когда я попросил его снова, и он увидел навернувшиеся на мои глаза слезы, то сделал то, что любой отец должен сделать в такой ситуации — он смотрел футбольный матч с игрушечным автоматом в руках.

И сейчас я начинал чувствовать себя так, будто меня ждал столь же великий позор. Едва я начну катить свой холодильник к обочине, чтобы поймать машину, кто-нибудь отпустит колкость, и на этом все закончится — вся авантюра рассыплется в пух и прах в начале пути. И рядом не будет отца, чтобы пережить за меня смущение. Думаю, это взросление — приходится самому держать игрушечный автомат. Или быть, как все, и играть с ним дома, а холодильники держать на кухне.

В ночь накануне поездки я почти не спал. Бывает, что ночь настолько раздувает все проблемы и беспокойства, что к 3:30 утра они кажутся совершенно непреодолимыми. Я начал всерьез бояться за свою жизнь. Что, если я застряну на какой-нибудь глухой сельской дороге и меня просто никто не подберет, когда наступит ночь? А вдруг похолодает (в Ирландии как раз выпал снег), и я не смогу найти подходящее укрытие и попросту замерзну насмерть?

На следующее утро я первым делом отправился в крупнейший в Лондоне магазин спортивных товаров, чтобы купить палатку и спальный мешок. Уже на входе я отказался от идеи о палатке, потому что даже самые маленькие были слишком большими, и я понял, что умру от отчаяния, пытаясь ее установить, прежде чем наступит переохлаждение. Я купил самый что ни на есть лучший спальный мешок. Он был маленьким и легким и стоил сто фунтов, но, выходя из магазина, я почувствовал, что смерть отступила.

Я собирался не в самом веселом расположении духа. Я нечасто веселюсь, когда пакую вещи. Есть только одно занятие, к которому я испытываю еще большую ненависть, — это распаковывание вещей. Я торопился, потому что сборы в дорогу — то, что всегда делаешь в последнюю минуту. Все, кто собирается за два дня до поездки, должны обратиться к психиатру. Нормальные люди запихивают свои вещи в сумку, когда уже надо выходить из дома. Это естественно.

Паковаться и вправду было ужасно, потому что я откопал для этого путешествия старый рюкзак и забыл, насколько это неприятное изделие. Его единственное преимущество — в том, что руки остаются свободными. Не бог весть какое достоинство, ведь то же самое можно сказать о заразных болезнях. Похоже, я был обладателем худшей модели, представленной на рынке, — он был своего рода противоположностью черной дыры. Огромный снаружи, но в него абсолютно ничего не помещалось. Две рубашки, джемпер, пара брюк, туфли и трусы с носками в разумном количестве переполнили рюкзак, и пришлось применить унизительный метод утрамбовывания вещей, чтобы это дьявольское изобретение застегнулось. Хотя бы наполовину. Ну, или чтобы он хотя бы не был открыт нараспашку. После этого я вспомнил, что не положил дождевик. И мне снова пришлось тянуть за многочисленные завязки и шнурки, которые, казалось, обвивали рюкзак со всех сторон, чтобы снова открыть это дьявольское изобретение, все вынуть и пройти через ненавистный процесс еще раз. Я помолился, чтобы наши отношения с холодильником оказались более безмятежными. В любом случае я это сделал — я упаковал все, что надо. И готов был собой гордиться, но вдруг в сердце что-то оборвалось. Из угла комнаты на меня смотрел спальный мешок.