«…Непонятен и состав Комиссии..,— продолжал Иоффе.— В ней только один специалист по физике атомного ядра — Курчатов и один из авторов статьи по энергетике урана — Харитон, остальные, в том числе председатель и оба заместителя — представители соседних дисциплин» [Там же].
Иоффе предлагал дополнить комиссию А. И. Алихановым, Г. Н. Флеровым, К. Д. Петржаком и Я. Б. Зельдовичем. Через 4 дня Иоффе в записке на имя секретаря Президиума АН СССР П. А. Светлова перечислил 5 основных задач по урановой проблеме, которые распределялись, в основном, между тремя ленинградскими институтами (ЛФТИ, РИАНом и ЛИХФ). Общее руководство предлагалось поручить И. В. Курчатову. О ФИАНе не было и речи. Итак, существовали две ядерные комиссии: вавиловская Комиссия по атомному ядру и хлопинская — по урановой проблеме. 26 января 1940 г. состоялось заседание первой, посвященной работам по урану и урановой комиссии. И Вавилов, и Иоффе не считали целесообразным создание урановой комиссии при наличии Ядерной комиссии и Комиссии по изотопам [13. С. 147—148]. Вот обмен репликами по поводу урановой комиссии между Иоффе и Вавиловым:
«А. Ф. Иоффе.— Я вообще считаю, что постановление об этой комиссии есть дилетантское произведение этих людей, не знающих своего дела…
С. И. Вавилов.— Я также считаю, что наша (т. е. ядерная — В. В.) Комиссия имеет право и даже обязанность высказать своё мнение о целесообразности этой Урановой комиссии. Я уже два раза высказывался против создания этой комиссии» [Там же. С. 148].
Вавилов полагал, что вместо урановой комиссии «нужно организовать бригаду по поискам урана» [Там же. С. 151].
Несмотря на такое противодействие Вавилова и Иоффе (на этот раз их мнения совпали), прав оказался А. И. Лейпунский, заметивший, что «поскольку такая Урановая комиссия уже существует, то вряд ли следует думать, что она может быть распущена» [Там же]. Из стенограммы этого заседания и Плана научно-исследовательских и геолого-разведочных работ по проблеме урана на 1940—1941 гг. [13. С. 188—191] видно, насколько обширные и серьёзные обязательства брали на себя ЛФТИ, РИАН , ЛИХФ, УФТИ и некоторые другие институты и насколько незначительным планировалось участие в этой работе ФИАНа, который готов был заняться только разработкой оптических методов анализа малых количеств урана и внести свой вклад в создание полевых бета-и гамма счётчиков для поисковых работ.
Итак, урановая проблема, а вместе с ней и проблема использования внутриатомной энергии вышли в ядерной физике на первый план, приобрели особую актуальность. РИАН, ЛФТИ и УФТИ в этой сфере явно опережали ФИАН. Особенно инициативными и энергичными оказались риановцы. ФИАН и С. И. Вавилов явно не стремились к лидерству в этой новой области и уступали его ленинградцам. Во многом утрачивала свое положение и вавиловская Ядерная комиссия. Фиановцы «отходили на заранее подготовленные позиции», связанные с проектом сооружения мощного циклотрона в г. Москве с энергией дейтонов до 50 МэВ [13. С. 206—207]. 15 апреля 1941 г. председатель СНК В. М. Молотов подписал Постановление СНК СССР № 917 «О строительстве мощного циклотрона в г. Москве», монтаж которого предполагалось завершить в 1942 г. [13. С. 227]. Общая стоимость работ должна была составить 5,3 млн рублей. Этим проектом занималась циклотронная бригада ФИАНа в составе В. И. Векслера, С. Н. Вернова, Л. В. Грошева, П. А. Черенкова и Е. Л. Фейнберга.
Последствия и выводы
12 июня 1941 г. Бюро ОФМН приняло решение о проведении очередной конференции по атомному ядру в Ленинграде в ноябре 1941 г. [13. Док. № 100]. Но через десять дней началась война. В июле-августе основные физические институты Ленинграда и Москвы были эвакуированы в Казань. Риановский циклотрон был оставлен в Ленинграде. ФИАН сумел доставить в Казань действующую модель мощного циклотрона, но по началу для неё не было ни места, ни электроэнергии. После знаменитого распоряжения ГКО № 2352сс от 28 сентября 1942 г., подписанного Сталиным, о начале советской ядерно-оружейной программы [13. С. 269—270] И. В. Курчатов сообщал А. Ф. Иоффе о фиановской модели циклотрона и о том, что «С. И. Вавилов выразил согласие передать всю аппаратуру циклотрона (т. е. этой модели — В. В.) ЛФТИ» [Там же. С. 282]. Так завершились борьба за лидерство в ядерной физике и «циклотроннные страсти». Переход Радиевого института, ЛФТИ, УФТИ, ИХФ в систему АН СССР, открытие ядерного деления урана, начавшаяся война и государственное решение о возобновление работ по урановой проблеме шаг за шагом радикально изменили ситуацию. Сначала исчез аргумент, связанный с необходимостью сосредоточения ядерных исследований, как бесспорно фундаментальных, в Академии наук. Два ленинградских и харьковский институты также всерьёз заявили о своих претензиях возглавить ядерные исследования в стране. Наличие солидной экспериментальной базы, прежде всего ускорительной, служило материальной поддержкой этих претензий. Циклотроны тогда были последним словом в этой области. РИАНу принадлежал первый в Европе циклотрон, который был смонтирован к началу 1936 г. и заинтересованность москвичей в котором обнаружилась уже на мартовской сессии АН СССР 1936 г. ЛФТИ также преуспели в строительстве своего циклотрона, который предполагалось пустить в конце 1939 г. Но после открытия ядерного деления урана передний край исследований по ядру сразу сместился именно в эту область и стало ясно, что наиболее значительный «задел» и наиболее крупных специалистов в ней имеют ленинградцы и харьковчане, а вовсе не москвичи. РИАН и его лидеры, хорошо понимавшие химическую и геологическую стороны урановой проблемы, оказались дальновидными и сыграли главную роль в создании новой комиссии, именно Урановой, которая в предвоенные годы и месяцы отодвинула Ядерную комиссию, возглавляемую Вавиловым, на второй план. Был даже короткий период, когда ФИАН, казалось, потерял надежду на финансирование своих работ по проектированию и сооружению мощного циклотрона в Москве. И здесь уже ФИАНу было не до лидерства в отечественных ядерных исследованиях и не до перевода ленинградских циклотронов в Москву. Нужно было хотя бы добиться финансирования фиановского циклотронного проекта. И эту программу-минимум С. И. Вавилову удалось выполнить примерно за два месяца до начала войны.