Осенью 1942 г., когда основные ядерные лаборатории находились в эвакуации в Казани, правительство СССР приняло решение о возобновлении работ по урановой проблеме и по созданию урановой бомбы. Ключевую роль в подготовке этого решения сыграли С. В. Кафтанов и А. Ф. Иоффе, и вполне естественно, что выбор на место руководителя ядерной лаборатории пал на И. В. Курчатова. Вспомним, что более, чем за два года до этого, Иоффе уже предлагал поручить Курчатову «общее руководство проблемой в целом» [13. С. 135]. Ядро курчатовской команды составили физтеховцы, отчасти риановцы и химфизики. Когда уже в Москве работа «Лаборатории № 2» была достаточно продвинута, С. И. Вавилов рекомендовал своим ядерщикам И. М. Франку, Е. Л. Фейнбергу и Л. В. Грошеву принять участие в атомном проекте [3. С. 148].
Но наиболее значительным в ядерную физику и атомный проект оказался вклад ФИАНа по следующим пунктам [3. С. 143—144]: 1) В. И. Векслер открыл в 1944 г. принцип автофазировки — теоретическую основу циклических ускорителей, в сотни раз более энергичных классических циклотронов; дальнейшие достижения ФИАНа в деле сооружения ускорителей нового поколения был весьма велик; 2) эффект Вавилова — Черенкова стал основой счётчиков заряженных частиц («черенковские счётчики»), получивших большое распространение в экспериментальной ядерной физике (особенно, в 1950‑е гг.); 3) в конце 1940‑х — начале 1950‑х фиановцы в лице И. Е. Тамма, А. Д. Сахарова, В. Л. Гинзбурга и др. сыграли решающую роль в создании термоядерного оружия и разработке программы управляемого термоядерного синтеза.
Что касается С. И. Вавилова, то с декабря 1946 г. он уже в должности президента АН СССР возглавил учёный совет при Президиуме АН СССР по изучению атомного ядра и использованию атомной энергии, который координировал научные исследования для целей атомного проекта, в частности,— по радиоизотопной тематике.
Таким образом, перед войной был краткий период, особенно 1938—1939 гг., когда С. И. Вавилов, предвидя большое будущее ядерной физики и заботясь о ФИАНе, в острой конкуренции с ленинградскими и харьковскими ядерными центрами, предпринял энергичные действия, чтобы сделать ФИАН головным институтом в области ядерной физики в стране[1]. Это натолкнулось на противодействие ленинградцев и харьковчан. Борьба во многом шла вокруг циклотронов и их финансирования. Открытие ядерного деления показало, что основные научные силы в этой сфере тогда были сосредоточены в Ленинграде. В конечном счете, в 1940—1941 гг. ФИАН уже не претендовал на ядерное лидерство, но сумел добиться финансирования работ по мощному циклотрону, сохранил свой «ядерный» кадровый потенциал и, благодаря этому, в 1940‑е — 1950‑е гг. смог внести значительный, порою определяющий, вклад в ядерную физику, и в атомный проект (особенно, его термоядерную часть).
1
Документальный анализ борьбы за лидерство в ядерной физике и попытки её «фианизации» не бросает тени на С. И. Вавилова. В общем, я согласен с оценкой Е. Л. Фейнберга: «Говорили, что это расценивалось кое-кем, как стремление Сергея Ивановича „забрать всё себе“ и чуть ли не разрушить ленинградскую школу ядерщиков. Рассказанное выше о создании московского ФИАНа, вероятно, достаточно ясно показывает нелепость подобных представлений о том, что двигало Сергеем Ивановичем в его деятельности, какая широта, бескорыстность и честность характеризовали его, а перечисленные достижения по ядерной физике показывают, что этот организатор умел лишь создавать, а не разрушать» [3. С. 144].