— На! Забирай свою шаурму! А то скажешь, что бабушка совсем тебя обобрала.
— Я так не хочу! — пытался капризничать почти взрослый пацан. — А где остальное?
— И почему же ты не хочешь? — сделала я удивление в голосе. — Ты должен видеть, что ты ешь! — продолжила я давно назревший заготовленный монолог. — Лаваш — это хлеб. Я его оставила себе в качестве репарации. Но самое же главное — начинка! Вот она- вся твоя Прими пожалуйста полностью, ничего не забрала.
С тем я и удалилась на кухню. Но поняла, что не всё ещё сказала, комком во мне осталось самое главное. Потоптавшись, решила в себе гадости не копить, поэтому вернулась:
— Я считаю, что ты в отношении меня используешь двойные стандарты! Если бы я сейчас тебе такую жижу приготовила, то не избежала бы семейного скандала! А где-то там, — я помахала руками на окно, из которого хорошо просматривалась базарная забегаловка. — Пожалуйста, мы счастливо поедаем это, это…
Моё горло перехватила обида. И я бросила ему в лицо своё самое страшное обвинение:
— А потом приходим домой СЫТЫМИ!
Прошёл примерно час. И обнаружив, что ужин внуком давно окончен, а тарелочка с "шаурмой" так и осталась в столовой не тронута, я довольно издали, как бы просто так спросила:
— А ты знаешь какое дерьмо на вкус?
Моментальный неподготовленный ответ сильно погруженного в планшет подростка:
— Нет.
Забрав со стола блюдечко, прикинув варианты дальнейшего использования этой начинки, опорожнила содержимое в мусорное ведро. Сделала ещё некоторую паузу и, уже моя посуду, закончила мысль:
— Если и ты, и я не знаем, какое дерьмо на вкус, то тут ничего исключать нельзя. Если его хорошо поперчить и посолить, то такая кучка вполне возможна.
— Чего ты ко мне пристала, — уже взвыл внук из своей комнаты.
— Я пристала? Я просто поражаюсь этой нечестности. Дома ты ковыряешь в тарелках, а на улице ешь любые посоленные с перцем кучки жижы! Да, это несправедливо. Я обиделась! Очень. Там — жижу, тут — ковыряем. Жестокий двойной стандарт!
*****
Истина всегда сокрыта. Она заключалась вовсе не в том, что я действительно могла расстроиться или обидеться.
Я и сама, прежде чем включить сознание на "лучше съесть банан или йогурт", за жизнь "заела тоску" тонной "делише", включая жареные вокзальные пирожки, и испила "залейте/разведите", ожидаемо обзавелась и гастритом, и холециститом, и что ещё там случается. И теперь я пыталась загнать в сознание ребёнку ассоциацию, чтобы глядя на все эти дары изобилия людных перекрёстков, у него невольно всплывало: "Тут ничего исключить нельзя".
Не обязательно же из поколения в поколение передавать "свой путь", можно же и попробовать передать сразу результат некоторых экспериментов над собой. Конечно, если сумеется.
Гоголевщина
Как известно каждому уготован именно его крест, то есть такой, нести какой ему под силу… Грустно такое слышать… Значит я вот всё это в состоянии… Уже дважды в жизни без вещей выйти из квартиры и уйти подальше от своего дома. Никогда не думала о себе, что я такая сильная и решительная… Или слабая и трусливая? Или принципиальная?
Совершая в своей жизни поступки мы так и не можем даже по ним оценить себя. На что мы способны? Чего мы стоим? Что нами движет в конце-то концов? Что уже говорить о какой-то оценке себя по тому мусору, который зовется роящимися в голове мыслями… Ничего мы о себе понять не можем. И как следствие — нам не дано предугадать свое поведение не только в жестком экстриме, но и в моменты любых жизненных развилок.
Ну, да что я всё о себе да о себе… Отвлеклась, извините.
***
Этот странный метафизический случай произошел в небольшом шахтерском городке.
Петр Иванович, отслужив положенных двадцать пять лет вместо того чтоб к дембелю задержаться в каком-то крупном городе, как делали его друзья- сослуживцы, предпочел вернуться на родину. Жена за отсутствие культурной составляющей в виде театров и филармоний на избранной местности на супруга поворчала, но будучи родом тоже из этих мест — выбор приняла.
А что плохого в этом южном, укутанном абрикосами городке? Да, это всего лишь маленький райцентр, но до области- близко, ЖД вокзал- есть, а до аэропорта можно доехать быстрее, чем из областного центра, пока там по всем пробкам пропетляешь. Культура теперь тоже вся в близкой доступности- на магнитных и цифровых носителях, так что кто хочет — тот всё получает.
Короче, жили они, поживали. Но дома ещё совсем не старому мужчине, дачным хозяйством не увлекающемуся — делать абсолютно нечего, да и копейка лишняя не помешает. Поэтому отправился Петр Иванович теперь уже не служить, а работать дальше. Его армейские друзья приспособились кто в охрану, а кто- в отделы кадров дела оформлять. Но ему хотелось чего-то более живого. Чтобы его пытливая натура могла себя проявлять, а не просто ради кучки денег штаны просиживать или скучные бумажки перебирать. В конце концов он по уставу да субординации наслужился уже и пора о чем-то для души более радужном подумать. А поскольку в армии Петр Иванович был замполитом, то и устроился он дальше по воспитательной части — в местную школу учителем истории.