Танк «Т-34» отслужил свой век. Из его орудия уже никогда не будет произведено ни единого выстрела, и мне жалко, что орудие «тридцатьчетверки» ржавеет под дождем и снегом, что никто не придет, не смажет ее добрым пушечным салом.
Вот и сегодня подошел я к танку, а сердце солдатское даже заныло от боли.
— Получается как-то чудно, — рассуждаю я вслух, — пока ты был нужен, тебя и чистили и холили, а вот пришел срок — и забыли, хотя и подняли на высокий пьедестал…
— Верно я говорю, Мироныч? — спрашиваю своего всегдашнего попутчика, охотника и рыболова.
— Оно конечно, — задумчиво глядит на меня старик. — Только что же зазря убиваться! Взял бы да и смазал, масленка у нас с собой. Может, смазка ему нужна не такая, но ты попробуй, кашу маслом не испортишь.
Мироныч протягивает мне охотничью масленку, я, засучив рукава и плеснув себе на ладонь все ее содержимое, запускаю руку в ствол по самый локоть и тут же отдергиваю ее обратно.
— Ты что?!
— Пушка-то смазана, Мироныч! Смотри…
Я помогаю старику взобраться на танк. Через минуту он уже без моей помощи ловко спрыгивает на землю. Вид у него не то удивленный, не то загадочный. Он поправляет сползшую на глаза фуражку и произносит как-то необыкновенно спокойно и весело:
— Я ж говорил тебе, зря убиваешься!..
ЗЕМЛЯ БИСТРИЦЫ
Когда в Бухаресте побывал молодой советский журналист Сергей Батурин, местные газетчики рассказали ему, что к ним пришло письмо от Варвары Петровны Матюшенкиной из города Калязина. Русская женщина просила помочь ей разузнать, где и как погиб ее муж, сражавшийся за освобождение Румынии.
Поиски были нелегкими, но в конце концов удалось точно установить, в каком месте и при каких обстоятельствах сложил голову воин-герой.
Провожая русского коллегу на Родину, редактор румынской газеты вручал ему увесистый, неопределенной формы сверток.
— Что это? — удивился Батурин.
— Земля. Похоронен он возле Бистрицы. Вы там бывали?
— Нет, не бывал.
— Скажите вдове: пионеры ухаживают за могилой, там всегда живые цветы.
С той минуты сверток стал главным в несложном багаже Сергея. На пограничной станции Унгены, где проводился традиционный таможенный досмотр, он прежде всего и предъявил его вошедшему в вагон человеку в военной форме. У Батурина, откровенно говоря, было даже заготовлено специальное объяснение по поводу не совсем обычного груза, но оно, как ни странно, не пригодилось.
— Земля? — на чистом русском языке спросил румынский пограничник, едва коснувшись протянутого ему похрустывающего свертка.
— Земля…
Военный понимающе кивнул головой.
— Это из Бистрицы… — начал было Сергей.
— Из Бистрицы? А я думал, из Плоешти…
— Нет, из Бистрицы. Там были большие бои. Там погиб русский солдат.
— Тогда много погибло русских. Как фамилия вашего?
— Матюшенкин. Не слыхали?
— Матюшенкин? Не слыхал. Но, наверно, парень был настоящий, иначе зачем бы земле из маленькой Бистрицы ехать так далеко. Вы ведь москвич?
— Москвич.
Русский и румын помолчали.
Потом военный почтительно поднес правую руку к козырьку, а левой совсем по-штатски пошарил в кармане:
— Возьмите-ка вот бечевку, перевяжите еще раз.
Через двое суток Батурин был дома. Но земле предстоял еще долгий путь. Надо было как-то переправить ее в Калязин. Сергей сперва надеялся сам отвезти, да отпуск его кончился, и он решил воспользоваться пока пересылкой, а уж потом, при случае, побывать в Калязине лично.
Пришел на почту, написал Варваре Петровне подробное письмо, шагнул было к застекленному окошку с табличкой «Прием посылок» и вдруг задумался:
«Интересно, за какого чудака примет меня сейчас вон та белокурая в окошке? Совсем ведь еще девчонка».
И Батурин пошел в обход — к заведующему.
«Он, конечно, знает, что к чему, все поймет с полуслова».
Но, переступив порог кабинета заведующего и увидев перед собой человека еще моложе себя, смутился:
— Скажите, а можно отправить посылкой небольшой ящик… земли?
— Земли? — Заведующий внимательно посмотрел на вошедшего. — Отчего же, можно. Сдайте в окно номер два. Зинуха! — зычно крикнул он через фанерную перегородку. — Прими у товарища посылку да помоги запаковать получше, земля у него тут.
Когда вобравший голову в плечи Сергей подошел ко второму окну, белокурая уже ждала его.
— Это у вас земля?
— У меня.
— Волгоградская?
— Почему волгоградская?