И вдруг:
— Сестра! Он очнулся.
Это голос Кузи! Да, да, это определенно он, ошибки тут быть не может.
— Кузя! Кузя!..
— Да тут, тут я, под боком твоим. Помолчи пока. Сейчас перевяжет тебя. Неопытная еще совсем, первую кровь увидела, — сказал он негромко.
Лежа в высокой траве, Слободкин увидел подошедшую к нему девушку. Она принялась бинтовать ему бок. Когда перевязка была закончена, он поблагодарил ее, но в ответ вдруг услышал:
— Разве медикам говорят спасибо? Плохая примета. Немедленно возьмите обратно.
— Хорошо, беру.
— Ну вот, а теперь примемся еще раз за вашего Кузю. Так вы его назвали? Вот он, полюбуйтесь.
Девушка отодвинула низкую ветку орешника, и Слободкин увидел приятеля. Кузя лежал в двух шагах от него — бледный, осунувшийся, злой.
Пока девушка меняла Кузе повязку, Слободкин осмотрелся, показал Кузе глазами на сестру, как бы спрашивая: откуда, мол?
Тот в ответ только плечами пожал.
— Ну, а теперь отдыхайте, — сказала девушка. — Только ни звука чтобы! Шоссе от нас в двухстах метрах. По нему немцы идут, я сама видела.
— Шоссе? Немцы? Куда это нас занесло? А где же рота? Где наши? — пронеслось в голове у Кузи. Но сказал он спокойно: — Надо срочно прояснить обстановку. Эй! — как можно более тихо окликнул он человека в форме артиллериста, сидевшего шагах в десяти. — Ходить можешь?
— Ходить не велено, но если табак есть, побеседовать можем.
Кузя пошарил в кармане гимнастерки, наскреб щепотку махорки.
— Угощаю.
Худой незнакомый боец подполз на коленях, опираясь на одну руку, другую, забинтованную, он прижимал к груди.
Скрутили по цигарке и затянулись.
— Ну, теперь рассказывай, — сказал Кузя. — Откуда такой?
Вид у артиллериста был странный. На изможденном, белом лице глаза запали так глубоко, что даже невозможно было разглядеть, какого они цвета. Пилотки на голове не было, только косой след загара, пересекавший оба виска, говорил о том, что артиллерист долго не расставался со своим головным убором. На гимнастерке пятна крови перемешались с пятнами масла.
Артиллерист продолжал жадно курить. Чтобы не обжечься, он перехватил почти дотла сгоревшую цигарку сложенной вдвое травинкой и делал одну затяжку за другой.
— Теперь порядок. Столько часов без курева! А вы? — спросил артиллерист, давая тем самым понять, что главное он высказал, а остальное — детали, не имеющие никакого значения.
В тон артиллеристу Кузя ответил:
— А мы последнюю махорку тебе отдали.
Разговор явно не клеился. Стена какой-то взаимной подозрительности встала между ними, и разрушить ее было не так-то просто.
Помолчали.
Выручил общительный характер Кузи, умевшего расположить к себе любого человека.
— Это где ж ты такие баретки отхватил? — спросил он, глянув на сбитые в кровь, босые ноги артиллериста.
— Там, — беззлобно ответил артиллерист. — Там и не такое можно было отхватить.
— Жарко было?
— Постреливали.
Постепенно разговорились.
Началось с того, что Слободкин с Кузей сбивчиво, с пятого на десятое, попытались восстановить события минувших суток.
Парашютный городок одним из первых подвергся нападению врага. Спалив его, разбомбив аэродром, немцы бросили под Песковичи свой десант, и ночью в лесу наши парашютисты получили первое боевое крещение. Трудный был бой, сложный, только не довелось Слободкину с Кузей участвовать в нем до конца.
— Но наши где-то рядом, — уверенно сказал Кузя, — еще денек-другой, и мы в часть воротимся. А твои где?
— Мои… — артиллерист вздохнул. — Если б знать, где мои.
— Зовут-то тебя как?
— Сизов.
— Да ты не стесняйся, выкладывай все, как есть, мы же сами видишь какие.
И артиллерист рассказал все, как было.
— Деревню Днище знаете?
— Ну?
— От нее рукой подать до границы. В ночь на двадцать второе отправились мы на стрельбы. По шестнадцать учебных на орудие. От казарм до полигона не ближний край, пока добрались, светать начало. Получили ориентиры, изготовились, начали. Половину боезапаса израсходовали, перекур объявили. Сидим под кустиком, дымим. Кони пасутся.
— Ближе к делу, — перебил его Кузя. — Давай суть самую.
— Сидим, значит, мы, покуриваем, — повторил Сизов, укоризненно взглянув на нетерпеливого Кузю. — Покуриваем, слышим, стрельба. Из таких же, как наши, бьют, серьезного калибра. Откуда, думаем. Ни о каких «соседях» говорено не было. Чудная, выходит, вещь. Посылаем конную разведку — не возвращается. Звоним в штаб округа — ни ответа, ни привета. Провода молчат, как неживые. А стрельба между тем идет полным ходом. Снаряды начинают ложиться в нашем расположении. И совсем не учебные. Враг, значит, с границы повалил. Нам бы ответить, рубануть как следует, да не можем — деревяшки в стволах.