Жар постепенно превращался в пепел и у путников уже начали мерзнуть даже руки, которые были у самого кострища.
- Где же эта курица? - громом раскатились слова из-под черной, как смола, бороды подгорного жителя.
- И зачем мы ее только взяли с собой? Она нам только мешает, - забормотал второй.
- Ну конечно, не стоило нам ее брать в дело. Она даже дрова не может принести, - продолжил первый дварф.
- Это все тот чародей: «Возьмите, возьмите!» - покривлялся второй. - Вот и взяли, теперь мерзнем только.
Во мраке треснула ветка и в угли упали две тонкие палочки. Дварфы так испугались, что не удержались и обнялись.
- Эй вы, бараны, я что, сама должна дрова собирать? - зло оскалилась девушка.
- Мы уже собрали, только, наши дрова давно перегорели, - попробовал выкрутиться Калотуф, но халфийку не проведешь:
- Что вы врете мне постоянно? Вы все время здесь сидите.
Костер уже горел во всю, освещая всех троих путников. Там были два дварфа. Валдош - коренастый горец с черной бородой и пронзительным взглядом карих глаз. И его младший брат Калотуф - как всегда наивный, но он не был ребенком - секиру держал в руке крепко. Его лицо, как, впрочем, у каждого уважающего себя дварфа, покрывала густая светлая борода с двумя тоненькими косичками. Над этими двумя нависла, как морально, так и физически, черноволосая халфийка.
- Мы устали, - продолжал Валдош. - Думаешь легко за орками весь день бегать?
- Я же с вами за ними бегаю! Точнее, вы со мной бегаете, только скальпы и снимаете.
- Ой, тебя вообще никто не приглашал в наш дуэт, - махнул рукой Калотуф.
- Точно! Дуэт! - Подняла палец вверх халфийка. - Я так и знала, что вы только петь и умеете. О, Небеса, меня это «только» уже выводит из себя, - прошипела она и плюхнулась напротив дварфов.
- Нона, почему ты такая стерва? - пробубнил Калотуф. - Если тебе что-то не нравится, то можешь уходить, мы сами закончим дело. Ты только скажи.
- Чтобы вас убили?
- Мы, поверь, сможем орков рубить не хуже тебя, - возмутился Валдош.
- Орки-то вам ничего не сделают, а вот Зельтус вас прикончит, потом и до меня доберется. Он не любит, когда его задания не выполняют.
- Мне такое задание категорически не нравится, - изрек Калотуф.
- Да! Что за задание такое: скальпы орков собирать? - Опять возмутился Валдош.
- Главное, что за скальпы платят, и платят очень даже хорошо, - рассуждала Нона. - Меня устраивает.
- Мы не головорезы какие-то. Мы воины горного народа! - продолжал возмущаться Валдош. - Но платят действительно хорошо.
- Да, и дополнительно зарабатывать не нужно, чтоб и дальше говорить маме, что мы - купцы, - сказал Калотуф.
- Калотуф... - шлепнул себя по лбу Валдош. - Я же просил тебя!
- Что!? - засмеялась, халфийка. - Ваша мама думает, что вы купцы?
- Просто, в мамы сердце слабое, ей нельзя нервничать. Приходится врать, - объяснил Валдош.
- Да. А мы хотим быть воинами, ощущать только древко секиры в своих руках и разгоряченное дыхание противника! - подскочил со своего места Калотуф.
- Мы дварфы! Это у нас в крови! - следом взлетел Валдош.
- Наконец-то. Я уже думала, вы так и будете сидеть в обнимку, - улыбнулась Нона. - Мне так неловко было говорить, вот и ждала, пока сами перестанете так страстно обниматься. Дождалась!
- Ну и стерва же ты, Нона, - обидчиво сказал Валдош, садясь на землю возле костра, но уже поодаль от Калотуфа.
***
По столу причудливо выпрыгивал свой танец скелет мелкой ящерицы. Он звонко выстукивал по дереву своими костлявыми лапками, извиваясь под мелодию лютни. На краю стола сидел человек, облаченный в черный балахон с капюшоном, и перебирал струны инструмента, разрешая мурлыкающим звукам заполнять пустой темный зал и отбиваться от его высоких каменных стен тихим эхом.
Лица не было видно: из-под капюшона лишь иногда выглядывал кончик острого носа. Пол человека можно было определить только по рукам: бледные и костлявые пальцы, достаточно длинные, точно паучьи, яркий переплет голубых вен, немного сбитые костяшки и шрамы на тонких запястьях. Определенно, парень.
Неизвестный перекратил играть и скелет остановился. Парень отложил лютню и мягко похлопал в ладоши, поблагодарив ящера за концерт, проведенный только для него. Хлопал он искренне и звонко - так, что резало бы по ушам, будь здесь кто-нибудь живой кроме него.
В витражном окне вспыхнула молния, следом яростно прорычал гром, будто поддерживал аплодисменты. Дождь громко бил по стеклу большими каплям, тарабаня уже свою мелодию. Костлявое существо на столе решило походить по кругу, но, за неимением глаз, неуклюже врезалось в подсвечник и опрокинуло его. Свеча погасла и покатилась, упав на пол.