Эта смелая, глубоко патриотическая телеграмма своим тоном и требованием впервые открыла всей России личность генерала Корнилова, могущего быть спасителем армии. 19 июля Временным правительством генерал Корнилов был назначен вместо генерала Брусилова Верховным Главнокомандующим. Теперь о нем заговорила вся печать, и мы впервые узнали его биографию. Она подкупала казачьи сердца и точно говорила им, что «он — наш».
Сотня выписывала две газеты — «Речь» и «Новое Время» Обе газеты правые, конституционного образа правления. Казачьи же газеты и воззвания из Петрограда от Совета Союза Казачьих войск — прочитывались до последней строчки. Казаки большое внимание обращали на то, что говорили генерал Корнилов и Донской атаман генерал Каледин*. Речь последнего, как политическая декларация от 13 казачьих войск — вызвала восторг среди казаков нашего полка:
«Казачество не опьянело от свободы... Оно не сойдет со своего исторического пути служения Родине с оружием в руках на полях битв, и внутри — в борьбе с изменой и предательством. Обвинение в контрреволюционности было брошено в казачество именно тогда, после того как казачьи полки, спасая революционное правительство по призыву министров-социалистов, — 3 июля вышли, решительно, как всегда, с оружием в руках, для защиты Государства от анархии и предательства.
Понимая революционность не в смысле братания с врагом; не в смысле самовольного оставления назначенных постов, неисполнения приказов и предъявления Правительству неисполнимых требований, преступного хищения народного богатства; не в смысле полной необеспеченности личности и имущества граждан и грубого нарушения свободы слова, печати, собраний, Казачество отбрасывает упрек в контрреволюционности! (Справка: История 2-й русской революции, т. 1, вып. 2-й, стр. 38).
Когда призрак «генерала на белом коне» так неожиданно появился на фоне разлившейся анархии в стране, — большевистские газеты подняли травлю генерала Корнилова, с требованием «смены его». На это немедленно же отозвалось с энергичным протестом казачество, и 6 августа Совет Союза Казачьих войск, возглавляемый войсковым старшиной А. И. Дутовым*, послал следующее постановление Временному правительству:
«Генерал Корнилов не может быть смещен как истинный Народный Вождь и, по мнению большинства населения, единственный генерал, могущий возродить боевую мощь Армии и вывести страну из крайне тяжелого положения. Совет Союза Казачьих войск, как представитель всего
Российского Казачества, заявляет, что смена генерала Корнилова неизбежно внушит казачеству пагубную мысль о бесполезности дальнейших казачьих жертв, видя нежелания власти спасти Родину, честь Армии и свободу народа действительными мерами.
Совет Союза Казачьих войск считает нравственным долгом заявить Временному правительству и народу, что он снимает с себя ответственность за поведение Казачьих войск на фронте и в тылу при смене генерала Корнилова. Совет Союза Казачьих войск громко и твердо заявляет о полном и всемерном подчинении своему вождю — Герою Лавру Георгиевичу Корнилову (Справка: Архив октябрьской революции, дело генерала Корнилова. № 5-й, л. 16).
Это постановление произвело в нашем полку на казаков очень сильное впечатление. Они отлично знали, что там, в Казачьем Совете, уж ни в коем случае не сидят «казачьи контрреволюционеры», а как раз наоборот, что в нем находятся такие делегаты от Казачьих войск, которые отстаивают казачьи права и интересы.
7 августа казаки читали в газетах еще и следующее: «Союз Георгиевских кавалеров единогласно постановил: всецело присоединиться к резолюции Совета Союза Казачьих войск и твердо заявить Временному правительству, что если оно допустит восторжествовать клевете и генерал Корнилов будет смещен, то Союз Георгиевских кавалеров отдаст немедленно боевой клич всем кавалерам к выступлению совместно с Казачеством».
В тот же день казаки прочитали и еще одно постановление: «Главный комитет Союза офицеров Армии и Флота, в тяжелую годину бедствий — все свои надежды на грядущий порядок возлагает на любимого Вождя Генерала Корнилова.
Мы призываем всех честных людей и все Русское офицерство незамедлительно высказать ему свое полное доверие, подтвердив, что его честная, твердая и испытанная во многих боях рука, его имя и пролитая кровь за Родину — являются, быть может, последним лучом надежды на светлое будущее России. (Справка: Архив октябрьской революции, дело генерала Корнилова, № 36, л. 44.)
В соответствии с этими событиями полк вынес положительную резолюцию. А потом разнесся слух и писалось в газетах, что «генерал Корнилов, с Дикой дивизией и с казаками, идет на Петроград, чтобы восстановить твердую власть». В полку все зашевелились и ждали часа, когда и нашему полку будет приказ «двигаться на столицу с севера».
Моя 2-я сотня буквально ликовала. Взводные урядники и председатель сотенного комитета Козьма Волобуев горели полным нетерпением — «все может произойти в Петрограде помимо нашего полка, что будет очень обидно»... Так как сотни полка стояли изолированно одна от другой, то полковой комитет потребовал точного постановления от сотен на это событие.
— Господин подъесаул! Напишите как можно сильнее в пользу генерала Корнилова! — обратились ко мне вахмистр, взводные урядники и сотенный комитет. — Не бойтесь! — говорили они. — Ведь это мы будем подписывать постановление, а не Вы! Не бойтесь!
Постановление было написано мною в духе полного и беспрекословного подчинения своему Верховному Главнокомандующему генералу Корнилову и передано в полковой комитет. С полным сознанием исполненного своего патриотического долга перед нашим Отечеством — мы ждали развертывающихся событий под Петроградом, уверенные на все сто процентов, что генерал Корнилов раздавит крамолу и восстановит порядок в Армии. Мы даже ждали с часа на час телеграмму из Петрограда о новых распоряжениях и подписанных самим Корниловым.
Мы тогда не знали, что генерал Корнилов оставался в своей ставке в Могилеве, а на Петроград послал 3-й Конный корпус, под командованием генерала Крымова...
Было воскресенье 27 августа. В семье Молодовских, где квартировал командир 6-й сотни подъесаул Шура Некрасов с супругой, на их роскошной даче, был большой парадный обед. Это был день именин сына-студента хозяев Николая и, по совпадению, день рождения супруги Некрасова, Зои Александровны, по-полковому — «Заиньки».
На этот обед были приглашены полковой адъютант подъесаул Владимир Кулабухов и я. Обед прошел очень весело, уютно и приятно. Произносились горячие тосты за именинников и особенно за успех генерала Корнилова. Мы были восторженно возбуждены. Уже подавали к столу сладкое, как я увидел быстро идущего к нам, сидевшим на террасе дачи, председателя сотенного комитета, младшего урядника Волобуева. Он был в черкеске, при шашке. Он шел торопливо, и это показалось мне странным. Предчувствуя что-то недоброе, я быстро спустился вниз и нетерпеливо спросил:
— Што такое, Козьма?
Взяв руку под козырек, он возбужденно доложил:
— Господин подъесаул! Генерал Корнилов отрешен Керенским... Все дело провалилось. В Выборге солдатами убит командир корпуса и много офицеров. В полк приехали матросы и требуют от полка постановления: «За кого мы? За Корнилова или за Керенского?» Все сотни вынесли постановление «за Керенского»... Председатель полкового комитета вахмистр Писаренко прибыл в нашу сотню с этим вопросом... мы не знаем, — что делать? И без Вас не можем дать ему ответа... почему он и требует Вас немедленно же придти в сотню — и говорить с ним...
Кровь ударила мне в душу, в лицо, во все мое существо, и я почувствовал такую злость к революции, к сотням нашего полка, вынесшим резолюцию «за Керенского», и к вахмистру Писаренко, который «требует» меня к себе, а не просит... я почувствовал такую беспомощность, пустоту и банкротство в своей душе, что — сегодняшний такой ясный солнечный день — показался мне темнее ночи...