Тряпка, которую я не сразу нашла во все еще не разобранном хламе, вписалась отличным ярким акцентом во всю монотонность гостиной. Я довольно пригладила складки на скатерти и побрела в сторону бумаг. Уж больно любопытно стало, что именно ищет Кощей. Рыться я, конечно, не собиралась. Но взглянуть на буковки – другое дело.
А в бумагах было уже увиденное однажды «Каркош». А по соседству еще одно: «Карачун и Ко». Когда обернулась, то подпрыгнула. Кощей оказался очень близко, да еще и смотрел на меня недовольно.
– Карачун – это ты?
– Нет.
Я взглянула на подпись под бумагами. Вполне себе русское «Ко» с завитушками.
Кощей перевел взгляд на тряпку, которой я украсила жуткий столик.
– Это ты под шумок не только почтальона, но и скатерть стащила?
– Во-первых, никого живого и уж тем более носящего почту я никуда не тащила. И вообще, я никого никуда обычно не тащу. Это меня кто-то сюда затащил. – Я не могла удержаться от ответа, сосед отнесся слишком язвительно к моему порыву создания уюта.
– Женщина, меньше слов. Я спрашиваю, ты ее из хранилища уворовала?
– А… ты про это. Во-первых, да, уворовала. А как еще твою шкатулку тащить? А во-вторых, если еще раз меня назовешь «женщина», я… да я тебе…
Кощей приподнял бровь. Ну да, комплекцией не отличаюсь.
– …стринги подарю.
Бессмертный поднял брови уже в удивлении, а затем пожал плечами, типа «напугала акулу голой жопой».
– И всем вокруг расскажу, что у тебя есть стринги.
Бессмертный замер. Проникся. Кивнул. А ничего мужик, понятливый. Взаимодействовать можно.
Кощей подошел к «скатерти» и провел по ней рукой. Та заколыхалась и сменила цвет на более… русский, что ли. Ну там красные узорчики, как на рубашках делали в стародавние времена.
– Ты почем красавицу обидел, колдун темный? – это сказала скатерть. Почему я даже не удивилась? Может, потому, что отвоевала койко-место у самого Кощея Бессмертного?
– Да за бесплатно вроде, – промолчать я посчитала невежливым. – Это скатерть-самобранка, я угадала?
Кощей задумался ненадолго, но кивнул.
– Вот это свезло так свезло! Я думала, мне Кощея встретить повезло. – Бессмертный перевел тяжелый взгляд на меня. – А тут еще и самобранка!
– Чем это тебе повезло? – Мужчина явно не готов был признавать свою ценность в моей жизни. Но еще, похоже, и ценность скатерти.
– А-а-а, ты ж на диете, в столовке не питаешься. А там еда ужас.
– Не на диете я. Точнее… потому и на диете.
Впервые за все время совместного знакомства мы переглянулись с пониманием. Глаза загорелись одной идеей.
– Самобранку надо того… поюзать.
– Я не против перекусить, – русский фольклор в лице Кощея взглянул на русский фольклор в лице скатерти. И последняя решила поделиться своим мнением.
– Колдунам не дам! – Была б она девушкой, звучало бы еще обиднее. Хотя после нашей столовой… куда уж обиднее.
Я решила вразумить скатерть:
– Да что ж, они, что ль, не люди?
– Именно, не́люди они.
Я спорю с тканью? И защищаю трехсотлетнего злодея, чтобы он совсем не исхудал?
– Так и ты не человек. Но посмотри, какая добрая и заботливая. Не отказываешь человеку поесть.
Скатерть задумалась.
– Вот кто настоящие нелюди – так это повара в местной столовке, – добила я.
Тут на столе появилась знакомая миска с тоскливой несоленой картошкой на воде. Кощей подошел, выдохнул, вдохнул, снова выдохнул и на выдохе схватил ложку и съел немного.
Скривились и Кощей, и скатерть. Клянусь. У Кощея даже края подвернулись, а у скатерти складка на лбу образовалась. Хм, или наоборот.
– Ох, ироды, кто ж так картошечку делает? Где молочко, где сметанка, где яички?
При последнем слове я посмотрела на Кощея. Он нахмурился, но где смерть свою прячет – не сознался. А то я нынче уже и на шантаж готова пойти.
Пока мы ели обалденную на вкус еду, единственное, что мы говорили, – это похвалу скатерти. Та от нее млела и дальше доказывала свое кулинарное мастерство. Ну а после вкусного обеда полагается поспать. Не знаю, отчего Кощей так худ, хотя ест как не в себя, а в Горыныча. Кстати, тут же вроде есть Горыныч. Но идти знакомиться не хотелось. Хватило уже общения с добрым доктором Айболитом. Теперь неизвестно, вообще усну ли. Что уж говорить про то, что сегодня утром меня могли убить. Мурашки пробежали по спине, я снова повернулась в сторону двери.