- Племенного? Вот это дело, - говорит кто-то. Еще человек пять подошли. Один в фартуке, весь покрыт мукой и пылью, только что с пашни, сеял.
- В кредит ежели жнейки - тоже хорошо.
- Ничего не выйдет, - упрямится брат Гусакова.
- А самая главная цель товарищества, - говорит агроном, улучшать свое хозяйство, быть примером для других. Наша Россия чорт знает как отстала от заграницы. - И подробно рассказывает, как ведет свое хозяйство западный крестьянин, и как ведется оно у нас. Параллели ярки и убедительны. Слушатели одни вздыхают и печально потряхивают головами, другие недоверчиво ухмыляются, или кричат:
- То немцы! У них в башке мозг густой. Им все дадено. А нам что?
- Мы теперь должны держать экзамен перед Европой, - возвышает голос агроном. - Должны напрячь все силы, показать, что наш народ может и умеет работать. Если мы провалимся, придет более сильная нация и сотрет нас с лица земли. Нельзя занимать землю тысячу лет, и ничего на ней не создать. Ведь теперь двадцатый век, люди летают по воздуху, а мы все еще сидим дураками и по старинке ковыряем землю. И помните, товарищи, что вас ждет жестокий суд истории. Вас осудят и дети ваши, и все человечество, как неспособных к труду, нерадивых лодырей! От вас потребуют строгий отчет. Вас тянут на хорошее, а вы упираетесь, вам...
- Детки! - вдруг крикнул отец Степан и порывисто соскочил с перил. Вспомните притчу о талантах. Один человек призвал слуг своих, отдал им свое именье: одному дал пять талантов, другому два, третьему один, каждому по силе его, и уехал. Получивший пять талантов пустил их в дело, и приобрел другие пять талантов; также и получивший два таланта приобрел другие два. А кому дал один талант, тот закопал его в землю. По долгом времени вернулся хозяин и требует у них отчета, точь в точь, как сказал гражданин агроном. И подошли получившие пять и два таланта и сказали: "Хозяин, вот мы на твое серебро еще приобрели столько же". Хозяин сказал им: "хорошо, добрые и верные люди. Над малым вы были верны, над многим поставлю вас". А взявший один талант сказал: "знал я, хозяин, что ты человек суровый, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, закопал талант в землю: вот тебе твое". Хозяин же сказал ему в ответ: "Ленивый и лукавый ты человек! Ты должен был пустить серебро мое в торг, и я получил бы мое серебро с прибылью. Возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов. Ибо радивому везде дано будет и преизбудет, от ленивого же отымется и то, что думает иметь". Поняли? - Черные глаза отца Степана горели, он отер потный лоб рукавом рясы. - Что значит хозяин? Это жизнь, или, если хотите, Бог. Вот хозяин роздал всем таланты: датскому мужику пять, немцу два, а нам, русским мужикам, один достался. Мы, что ж, в землю его? Ага? Нет, врешь! А суд-то хозяина жизни, суд потомства, суд истории, как сказал товарищ агроном? Давайте-ка и мы не зарывать свой талант, детки, а примемся за работу дружно, враз, по новому, по науке. Тогда нам еще дано будет и приумножится, а если спать будем, да глупые речи говорить, и последнее отнимется. Англичанин на нас попрет, братцы, немец. А у нас хлеба нет, армию нечем кормить, ничего не умеем. Шапками закидаем? Ха-ха! Стара песня. Молебнами? Нет, брат, врешь. Бога не обманешь. Бог, брат, труды любит. Ему, брат, настоящие т 1000 руды подай, а свечки ставить - это для старух.
Отец Степан говорил резко и отчетливо, рубил воздух ладонями и тоже нет-нет, да и взглянет на Марью Михайловну. Она стояла в открытых, увитых диким хмелем дверях, как картина в раме.
Когда батюшка кончил, сел на свое место и закурил вертунок, народ молчал.
- Вам, батюшка, хорошо говорить, - первым раздался голос брата Гусакова. Талант, талант. А ежели и таланту-то никакого нет?.. Нам взяться-то не с чего, совсем ослабли мы от войны, да от неурядицы. И на людей-то непохожи.
- Вот-вот, - подхватил старик. - Мы, как бараны, смирные. Я уж не про товарищество наше говорю, а так, про мужика. Сила в грудях заслабла.
- Веры, что ли, в себя нет, отец? - спросил священник, выпуская из вздрагивающих ноздрей клубы дыма.
- Да, да. То есть прямо, не человеки мы.
Тогда поднялся Кузьмич.
- А надо в себя верить, - тяжело передохнув, сказал он. - Надо всегда помнить, что ты человек, ты высшее существо, ты богоподобен. А если не будешь верить в свои силы, действительно обратишься в барана. Вот расскажу вам одну индийскую сказочку. Хотите, нет?
- Хотим, хотим! Как сказку не послушать.
Агроном зашагал взад-вперед и начал:
- Однажды пастухи убили львицу, а львенка взяли живьем и пустили в стадо овец. Львенок рос, и все овечьи повадки ему передались: овцы в сторону бросаются, и он с ними; передовой баран вперед идет, и он идет за ним с овцами. И так он вырос в большого льва, а между тем, был, как овца, труслив и жалок. Однажды на стадо напал старый лев. Молодой лев бежал вместе с овцами, поджав уши, весь об'ятый страхом. Старик настиг его, схватил за гриву и сказал: "Первый раз вижу, чтоб сильный, молодой лев убегал, как овца, от другого льва. Зачем ты бежишь?" - "Я боюсь, я овца". Тогда старый лев подтащил молодого к озерине и сказал: "Глядись в воду". Тот посмотрел. - "Теперь гляди на меня. Видишь, ты лев, а не овца!" Всмотрелся в него молодой лев, зарычал грозно на всю пустыню. - "Да, я лев!!" - ударил свирепо хвостом в бока, да как бросится на старого льва, в момент опрокинул его на спину. Вот какая сказка. Поняли смысл? Так и вы, привыкли считать себя баранами, да овцами, а на самом деле вы настоящие сильные львы и тигры!
- Ха-ха, вот так сказка! - зааплодировал отец Степан. - Обязательно в воскресенье в проповеди эту сказку расскажу.
- Вот так сказка, - засияли улыбками и крестьяне, и бодро зашевелились.
- Эта сказка дорогого стоит, - насмелился подняться и брат Гусакова. Прямо цены нет сказке. - Он ударил лаптями в пол. - Ребята, соглашайся все! Иди к столу, подписывайся! Дед Захар, иди, чего мнешься!
- Я что ж, я подпишу, крестик поставлю по безграмотству.
Народ двинулся к столу.
- Позвольте, позвольте, граждане, - остановил агроном. - Значит, все согласны организовать товарищество?
- Все, все.
- Тогда начнем с выборов, потом оформим, и я возьму документы для регистрации в город.
И началась обычная процедура. Кончили поздно, к обеду. Хотя день был ведряный, надо бы работать в поле, но никто не жалел. Председатель товарищества тотчас же отправился в волисполком представить на утверждение список выбранных должностных лиц. Оставшиеся, совместно с агрономом и батюшкой, долго обсуждали план предстоящей деятельности, постановили открыть прокатный пункт, опытное поле, выписать сельско-хозяйственных книг, газет, составили список, какие орудия и какие товары должны быть на складе - надо сахарку, селедок, особливо же махорочки - настоящую махорку с руками оторвут, ну, там кожи для подметок, еще чего? - уксусу, да не худо бы горчички, а бабам да ребятам леденцов, пряников, а стряпают ли пряники-то? чорт с ним, с пряником, лучше - ситцу нет ли? И потянулись к столу руки: миллион вступительный, два миллиона членский. Казначей, весь облившийся потом, считал деньги и скрипел пером, рыжая борода его старательно двигалась за каждой буквой, как на поводу.
Батюшка пригласил нас на вечер к себе.
* * *
Тропа идет перелеском и луговиной, прямо к саду на горе. Сквозь листву яблонь виднеется приземистый церковный д 1000 ом. Отец Степан торопится садом навстречу нам, кричит:
- Сюда, сюда, путешественники! - и ретиво разбирает звено изгороди, встряхивая черными, подрубленными волосами. - Пожалуйте, так ближе.
Идем садом.
- Вот обратите внимание, - останавливается он возле трех берез. - Белые грибы. Сам сею.
Из травы торчат десятка два белых, разных размеров.
- Вы нарочно натыкали, - смеется Марья Михайловна.
- Попробуйте, сорвите.
Я нагибаюсь, пробую, гриб сидит прочно.
Сад невелик, но густ и зелен. Меж яблонями и кустами ягод стоят десятка два ульев, окрашенных в голубое. Батюшка становится на колени, приподнимает козырек улья, и показывает нам, через вставленное стекло, жизнь пчел: