На этот раз, представ перед осторожным Лакандулой, Солиман не счел нужным скрывать своих чувств. Он призвал старика выступить вместе против ненавистных испанцев, а когда тот отказался, бросил ему в лицо горькое обвинение в трусости. Тот потребовал, чтобы Солиман покинул его княжество, и горячий раджа со всеми своими боеспособными подданными снова переправился через Пасиг и стал лагерем в деревне Навотас. С ним вместе ушло немало добровольцев из Тондо, и в их числе сын и два племянника Лакандулы, решившие смыть кровью позор старого раджи. Вскоре к Солиману стали стекаться ополченцы из соседних барангаев: рослые пампанго в доспехах из буйволовых шкур, юркие пангасинаны со щитами из твердого дерева, выносливые кагаянцы. Войско Солимана уже перевалило за тысячу человек.
Испанцы тем временем были заняты постройкой столицы. Лакандула, не зная, как выслужиться перед новыми хозяевами, мобилизовал им в помощь земледельцев своего княжества, и через пять дней на месте пожарища уже обозначились очертания будущего города. 24 июня Легаспи объявил Манилу столицей островов. Отслужили молебен в честь всемогущей девы Марии, покровительницы города, а потом прошли крестным ходом по всем улицам и освятили те места, где должны быть заложены церковь и августинский монастырь.
Легаспи отдыхал после утомительной процессии, когда к нему доставили лазутчика из войска Солимана. Тот сообщил о подготовке Солимана к сражению и о сосредоточении его сил в непосредственной близости от Манилы. Несмотря на возражения де Гоити, Легаспи решил еще раз попробовать договориться с раджей. В лагерь Солимана отправилась делегация во главе с внуком Легаспи — Хуаном де Сальседо.
Посланцы Легаспи шествовали по главной улице деревни Навотас, сопровождаемые задержавшими их на дальних подступах к лагерю филиппинцами. Воины Солимана бросали на испанцев испытующие, примеривающиеся взгляды.
По узкой тропинке испанцев провели к хижине — временной резиденции Солимана. Раджа вышел на террасу хижины и, обратившись к стоящим внизу испанцам, спросил их о цели визита. Сальседо, поклонившись, объяснил, что пославший его губернатор островов Легаспи предлагает Солиману мир на условиях вассальной зависимости княжества от испанцев и признания Манилы испанской столицей. Гневом зажглись глаза Солимана, и он бросил в лицо Сальседо:
— Солнце дало мне жизнь. И мне не пристало ронять себя в глазах моих женщин, которые стали бы презирать меня при мысли, что я могу завести дружбу с испанцами.
С этими словами он одним прыжком перемахнул через перила террасы в стоящую внизу, под сваями, ладью.
— Я буду ждать вас в заливе Банкусай! — крикнул он, и лодка отчалила от берега.
Солиман не случайно выбрал ареной будущего сражения залив Банкусай. Он правильно рассчитал, что испанские корабли не смогут подойти сюда на расстояние пушечного выстрела. 'Кроме того, он надеялся заманить испанцев на большую отмель в центре залива и навязать им рукопашный бой прямо в воде, где их тяжелые доспехи будут только мешать им.
3 июня 1571 года легкие суда испанской флотилии под командованием де Гоити вошли в залив Банкусай. Наперерез им устремились быстроходные прау Солимана. Сорок лодок насчитал маршал, пока оба отряда шли на сближение. Наконец расстояние между ними сократилось настолько, что де Гоити дал сигнал, и первый мушкетный залп прокатился над морской гладью. За ним — второй, третий. Но вот прау Солимана уже совсем близко, и дождь стрел начинает стучать о кирасы испанцев. Наконец сблизились вплотную. Испанцы прыгают в прау филиппинцев, но те соскакивают в воду, и оказывается, что глубина здесь не больше, чем по колено. Ожесточенная схватка переносится в воду. И те и другие, побросав лодки, вступают в единоборство прямо на песчаной отмели посреди моря. Закованные в сталь испанские мушкетеры с трудом сдерживают натиск ловких и подвижных воинов Солимана. Меткие дротики выводят из строя грозных конкистадоров одного за другим. Раненых здесь нет. Падающий в воду не имеет шансов на спасение.
Редко приходилось испанцам сталкиваться с таким упорным и яростным сопротивлением. «Они умирали, подобно диким зверям, впиваясь зубами в железо наших мечей», — скажет потом про своих противников де Гоити.
Исход битвы был неясен. Де Гоити, оставшийся во флагманской шлюпке с небольшим отрядом отборных стрелков, начал сомневаться в успехе. Надо бы стрелять, но в схватке трудно отличить воинов Солимана от союзников испанцев с Висайских островов. Но не де Гоити считаться с такими мелочами. И он отдает приказ стрелять, стрелять без разбора, палить что есть мочи в гущу борющихся воинов. Снова эхо мушкетных залпов повисает над заливом, и полуобнаженные тела филиппинцев десятками падают и скрываются под водой.
Не миновала пуля и Солимана. Раджа сам вмешался в рукопашную схватку, и уже не один враг пал к его ногам под ударами меча-баронга. Раненный в голову, он упал в воду. Тело его не нашли.
Четыреста манильцев погибли в этот день, защищая свободу своей родины. Победа далась испанцам с большим трудом, но результаты ее были крайне важными для них. Теперь сопротивление жителей Лусона оказалось сломленным, и один за другим почти все вожди острова признали себя вассалами испанской короны.
Имя же Солимана осталось в памяти филиппинцев. Сохранила история и другое имя — имя Лакандулы, имя филиппинского феодала, трусость которого открыла чужеземцам двери страны. Жизнь отомстила предателю вскоре после гибели Солимана. Испанцы лишили старого раджу даже тени самостоятельности.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ,
И это был позор, которого еще не приходилось испытывать португальцам в Азии
Когда Мохаммад Кунджали Мараккар, бывший адмирал каликутского флота, а ныне самостоятельный властитель Котты, почти полностью парализовал португальское судоходство у юго-западных берегов Индии, португальцы вдруг обнаружили, что не могут сами справиться с непокорным раджей. И они обратились за помощью к старейшему врагу — владыке Каликута.
Адмирал каликутского флота не желал подчиняться своему бывшему сюзерену. Саморин, безвольный человек, более всего опасался собственных подданных, а потому готов был пойти на союз с португальцами или даже с самим дьяволом, лишь бы сохранить шатающийся трон.
Узнав через лазутчиков, что португальцы помирились с Саморином, Кунджали принял меры для укрепления своих владений, не прекращая между тем борьбы с португальцами на море. В 1592 году он даже осмелился захватить португальский корабль в виду города Гоа.
И в этот момент в Гоа прибыл новый вице-король, шестнадцатый по счету, по имени Франсишку да Гама. Сходство имен с открывателем пути в Индию было не случайным — Франсишку да Гама приходился внуком Васко да Гаме. За сто лет, прошедших с первого путешествия, изменилось многое, но не изменился дух семейства да Гама. Внук был во многом похож на деда — заносчив, спесив, жесток, но далеко уступал деду в уме, решительности и военных способностях.
Относились к Франсишку в Гоа недружелюбно, ибо он сумел с первых же дней восстановить против себя местную знать. Даже в церкви новый вице-король приказал повесить занавес, за которым и оставался все время службы, чтобы не видеть простых смертных.
Основной задачей Франсишку да Гамы была подготовка нападения на Кунджали. Решено было, что со стороны португальцев выступит флот, а саморин, их новый союзник, выставит сухопутное войско. Помимо королевского португальского флота в походе участвовали десять кораблей, снаряженных на свои деньги купцами Гоа. Командующим флотом вице-король назначил своего младшего брата, тридцатилетнего красавца Луиша да Гаму, несмотря на то что этому шагу воспротивились все капитаны кораблей. Как писал португальский летописец, и вице-король и командующий флотом были не на месте. «Один был назначен ошибочно, и он же ошибочно назначил другого».