Особенно много энергии тратит Миндсенти на работу среди молодежи. Наличие множества католических школ облегчает ему это. Упомянутые школы являют собой в миниатюре Эстергомский дворец, государство в государстве: мракобесы-воспитатели рачительно заботятся, чтобы веяния новой эпохи не проникли через стены этих учреждений, и предпринимают отчаянные усилия, чтобы из их воспитанников и воспитанниц выросли чистокровные фашисты. Вырвать молодежь из цепких рук ее растлителей — такова первоочередная зтадача, возникшая перед народным правительством. И это было сделано.
Миндсенти и его подручные ответили дикой свистопляской. На головы членов правительства посыпались проклятия; Миндсенти пригрозил отлучением от церкви. В его посланиях теперь уже слышится голос явного, безудержного врага демократии. Это было открытое провозглашение войны новой Венгрии.
Венгерский народ принял вызов. В многочисленных письмах и телеграммах в адрес правительства он требовал прекратить враждебную деятельность самонадеянного феодала в кардинальской мантии и сурово наказать зтого обер-шпиона и диверсанта. Языком справедливых и суровых судей заговорили рабочие, крестьяне, служащие, люди свободных профессий, заговорили также и ученики бывших католических школ, заговорила, наконец, еще окончательно не растленная часть духовенства.
Требование народа удовлетворено: Йожеф Миндсенти оказался за решеткой. Найденные во время обыска секретные документы кардинала подтвердили наихудшее предположение: Миндсенти, как выявилось, был шпионом, провокатором, злобным поджигателем войны и к тому же грязным спекулянтом.
Венгерский народ во весь голос сказал: «Наконец-то!»
Иначе отозвались на арест проходимца его покровители, для которых удар по Миндсенти был ударом по ним. Заместитель американского государственного секретаря Ловетт с пеной у рта очередной раз ошельмовал демократический строй Венгрии. А Пий XII… отлучил виновников ареста Миндсенти от католической церкви (ах, какое горе!). Дала волю своей злобе и пресса Уолл-стрита. Осиное гнездо зашевелилось.
Миндсенти и его опекуны за границей рассчитывали, очевидно, на короткую память венгерского народа, на то, что народ забыл, сколько зла, крови и слез стоило ему господство Габсбургов и ее верных ватиканских паладинов. Однако есть вещи, которых не забывают, хотя на них отложился налет веков.
Вместе с первыми Габсбургами пришли в Венгрию и первые иезуиты. И те и другие огнем и мечом утверждали свое господство, а когда терпение венгров лопнуло и они в знак протеста отказались от католичества, немецко-римские иезуиты вынесли смертный приговор всем протестантам. Но народ не согнулся под кровавым террором: возглавляемый Стефаном Бочкаем, он оказал вооруженное сопротивление цесарско-поповской орде.
Леопольд Габсбург превосходит в зверствах своих предшественников. В 1671 году Европа становится свидетельницей страшной массовой расправы над непокорными огненному палаческому топору венгерскими патриотами, через несколько лет возникает народное восстание Текели.
Однако первые успехи повстанцев не изменили неравенства в силах, Габсбург побеждает и, увлеченный католическим клиром, устраивает страшную резню свободолюбивых жителей города Епариес. Потом еще раз поднимаются на бой за свободу «куруци» Франца Ракоци. Перепуганные Габсбурги и их приспешники в сутанах идут на уступки, но это только коварный маневр. Немного погодя они снова затягивают петлю на шее народа.
В 1848–1849 годах венгры еще раз восстают против Габсбургов. Кроме кучки запродавшихся магнатов, весь народ берется за оружие. Мгновенно в сердце Венгрии распространяется сочная брань по адресу восставшего народа: это архиепископ Эстергомский Хам Янош бросает проклятия на головы своих соотечественников за то, что те отважились сбросить габсбургско-немецкое ярмо.
Правительство Кошута привлекло предателя к ответственности, и неизвестно, что было бы с Хамом в митре, если бы не победа Габсбургов, которые предоставили своему агенту Эстергомский дворец.
Как видим, кардинал Йожеф Миндсенти имел достойных предшественников. Но 1949 год не 1671 и не 1848. Габсбурги доживают свой век на чужих хлебах, и им не под силу спасти своего эстергомского служаку. Не спасли его и заокеанские опекуны. В стране народной демократии предательство отечества перестало быть прибыльным, почетным занятием, и никакая, даже кардинальская, мантия не защитит больше предателя от кары!