Правда, этот «чудесный» трезубец так и не спустился на землю, а неблагодарные гитлеровцы скоро швырнули его в хлам вместе со своими обещаниями создать «самостийникам» что-то вроде украинского протектората. Но и это нисколько не встревожило униатских служителей Гитлера. В 1943 году, когда кровавому Адольфу понадобилось пополнить свои потрепанные ряды украинским пушечным мясом, он создал для этой цели так называемую «дивизию СС-Галиция».
В вербовке ландскнехтов для Гитлера многие униатские священники сыграли исключительно позорную роль. Вот один из многих примеров: сын бывшего киевского экзарха униатской церкви, священник Гнат Цегельскнй из г. Каменка-Бусская, поставляя Гитлеру пушечное мясо, выступил перед своими жертвами с речью и на прощание вручил им… знамя, которое сохранил его отец еще с кратковременного господства гетмана Павла Скоропадского. Этот жест должен был засвидетельствовать то, что, мол, униатское духовенство, как все украинско-немецкие националисты, навсегда связало свою судьбу с судьбой фашистских убийц и грабителей.
Чудовищное зрелище можно было наблюдать и на Святоюрской горе, когда в торжественной обстановке Шептицкий назначал капелланов в гитлеровские эсесовские банды: профессора духовной академии В. Лабу, И. Карпинского, Д. Ковалюка и более десятка других. Всех их благословлял на каинов путь предательства заместитель митрополита, тогдашний ректор духовной академии И. Слепой.
Не менее активную роль сыграли последователи Николая Торосевича в официальной гитлеровской агентуре, в так называемых делегатурах УЦК (филиалах коллаборационистского «украинского центрального комитета»). Из тридцати двух делегатур во Львовской области — пятнадцать возглавляли униатские священники.
Священник Й. Годунько, председатель Лычаковской районной делегатуры, активно вербовал рабочую силу для фашистских разбойников. Одновременно он находил свободные минуты и на то, чтобы поддерживать связь с УПА [т. н. «украинская повстанческая армия» (бандеровские банды)] и оказывать ей также, материальную помощь… Казалось, что это уже было пределом падения. Но нет.
АдМитрополит Шептицкий, увидев, что его хозяин — Гитлер, — несмотря на первоначальный успех, несет поражение, приходит к выводу, что надо подумать о будущем, надо замаскировать свои связи с гитлеровцами и с их верными наймитами из УПА.
Этот новый маневр начался еще зимой 1941–1942 годов, когда высокомерный граф понял, что фашисты даже и не думали осуществлять своих обещаний. Более того, они запретили выезд униатским священникам за Збруч.
Шептицкий обращается с письмом к Гитлеру. Он убеждает, он просит, он умоляет, он предрекает великое горе.
Это письмо остается без ответа и каких бы то ни было результатов…
Вместо праздничного колокольного звона киевской Софии в честь Шептицкого — папского легата — митрополит слышит несмолкаемые крики десятков тысяч женщин и детей, замученных фашистами и их националистическими прислужниками. В окна его комнаты врывается с ветром тошнотворный смрад от сжигаемых человеческих тел.
Шептицкого информируют о «подвигах» его питомцев из УПА, которые с небывалым в истории человечества озверением и садизмом вырезают целые села, не щадя даже младенцев.
Шептицкий видит кровь и на руках некоторых униатских священников, приходящих к нему с официальным визитом.
Но граф не из таких людей, которые теряют сознание при виде крови, его потрясает совершенно иное: сознание своего поражения, сознание страшной катастрофы, что опрокинуло все его мировоззрение и превратило в груду обломков плоды его более чем пятидесятилетней лихорадочной деятельности.
Шептицкий в течение короткого времени страшно постарел, одряхлел. Однако удивительной силы организм, который столько лет боролся с болезнью, победил и на, этот раз. Граф решил спасать то, что еще, быть может, удастся спасти.
Он чувствовал: церковь не может держаться на измене народу, стоять на неповинной крови его детей, на продажных и лишенных морали служителях.
В своем послании, написанном в июне 1942 года, Шептицкий говорит, что «во многих общинах живут; люди, души и руки которых запятнаны неповинно пролитой кровью ближних».
В послании, опубликованном несколько месяцев спустя, он цитирует псалмы Давида, клеймящие убийцу:
«Рана его души смердит в его живом и ходячем еще по свету трупе. Он избрал проклятие, и проклятие пало на него… Дни его будут коротки, кто-то иной заберет его достояние; дети его станут сиротами, а жена его — вдовой».
Шептицкий угрожает проклятием убийцам и в то же время не находит мужества сделать это, боясь полного одиночества. Он и так уже констатирует падение своего влияния и горько сетует в посланиях на духовенство, которое начинает бойкотировать созываемые им соборы.