Требование народа удовлетворено: Йожеф Миндсенти оказался за решеткой. Найденные во время обыска секретные документы кардинала подтвердили наихудшее предположение: Миндсенти, как выявилось, был шпионом, провокатором, злобным поджигателем войны и к тому же грязным спекулянтом.
Венгерский народ во весь голос сказал: «Наконец-то!»
Иначе отозвались на арест проходимца его покровители, для которых удар по Миндсенти был ударом по ним. Заместитель американского государственного секретаря Ловетт с пеной у рта очередной раз ошельмовал демократический строй Венгрии. А Пий XII… отлучил виновников ареста Миндсенти от католической церкви (ах, какое горе!). Дала волю своей злобе и пресса Уолл-стрита. Осиное гнездо зашевелилось.
Миндсенти и его опекуны за границей рассчитывали, очевидно, на короткую память венгерского народа, на то, что народ забыл, сколько зла, крови и слез стоило ему господство Габсбургов и ее верных ватиканских паладинов. Однако есть вещи, которых не забывают, хотя на них отложился налет веков.
Вместе с первыми Габсбургами пришли в Венгрию и первые иезуиты. И те и другие огнем и мечом утверждали свое господство, а когда терпение венгров лопнуло и они в знак протеста отказались от католичества, немецко-римские иезуиты вынесли смертный приговор всем протестантам. Но народ не согнулся под кровавым террором: возглавляемый Стефаном Бочкаем, он оказал вооруженное сопротивление цесарско-поповской орде.
Леопольд Габсбург превосходит в зверствах своих предшественников. В 1671 году Европа становится свидетельницей страшной массовой расправы над непокорными огненному палаческому топору венгерскими патриотами, через несколько лет возникает народное восстание Текели.
Однако первые успехи повстанцев не изменили неравенства в силах, Габсбург побеждает и, увлеченный католическим клиром, устраивает страшную резню свободолюбивых жителей города Епариес. Потом еще раз поднимаются на бой за свободу «куруци» Франца Ракоци. Перепуганные Габсбурги и их приспешники в сутанах идут на уступки, но это только коварный маневр. Немного погодя они снова затягивают петлю на шее народа.
В 1848–1849 годах венгры еще раз восстают против Габсбургов. Кроме кучки запродавшихся магнатов, весь народ берется за оружие. Мгновенно в сердце Венгрии распространяется сочная брань по адресу восставшего народа: это архиепископ Эстергомский Хам Янош бросает проклятия на головы своих соотечественников за то, что те отважились сбросить габсбургско-немецкое ярмо.
Правительство Кошута привлекло предателя к ответственности, и неизвестно, что было бы с Хамом в митре, если бы не победа Габсбургов, которые предоставили своему агенту Эстергомский дворец.
Как видим, кардинал Йожеф Миндсенти имел достойных предшественников. Но 1949 год не 1671 и не 1848. Габсбурги доживают свой век на чужих хлебах, и им не под силу спасти своего эстергомского служаку. Не спасли его и заокеанские опекуны. В стране народной демократии предательство отечества перестало быть прибыльным, почетным занятием, и никакая, даже кардинальская, мантия не защитит больше предателя от кары!
Приговор вынесен. Предатель в кардинальской мантии понес заслуженное наказание.
1949
Плюю на папу!
13 июля 1949 года в моей жизни произошло знаменательное событие: папа Пий XII отлучил меня от церкви. Отлучил, как отлучают теленка от коровы. Без предупреждения.
От правды не уйдешь, конфликт между нами начался давным-давно, приблизительно сорок лет тому назад, когда нынешний Пий XII был молодым попиком Пачелли, а на святом престоле сидел Пий X. Каждое воскресенье учитель приводил нас парами в церковь монашеского ордена василиан, где читал проповедь с амвона наш преподаватель закона божьего. Василианин призывал любить надменного цесаря Франца-Иосифа I и ненавидеть «москалей», которых, дескать, надо дочиста вырезать. При этом он размахивал кулаками и извивался таким вьюном, что, казалось, вот-вот выскочит из петель… Мы со страхом пятились назад.
Впрочем, вместо того чтобы бить «москалей», пан отец предпочитал бить нас, школьников. Бил намоченными в соленом растворе розгами. Бил за «Отче наш», бил за «Верую…». У него был даже свой прейскурант: за одно пропущенное слово в пятидесятом псалме полагалось пять ударов, в «Богородице…» — десять и больше ударов, в зависимости от настроения «отца катехита». В особо важных случаях пан отец пользовался инквизиторскими мерами: после основательной порки он сажал малолетнего грешника в таз, наполненный холодной, как лед, водой.