"Неужели конец? - крутится страшная мысль. - Сейчас это было бы слишком нелепо. Ведь счастливый исход уже улыбнулся, показался и возможным и близким..."
Но вот кольцо цепко схвачено! Рывок - и парашют успел раскрыться в каких-либо трех-четырех десятках метров от родной спасительной земли. Коснувшись ее, обессиленный летчик упал, беспомощно увлекаемый куполом парашюта, надутого ветром. И тотчас рядом разорвался вражеский снаряд. За ним еще и еще. Несколько раз засыпало землей. Решив, видимо, что с парашютистом покончено, фашисты прекратили стрельбу.
Обнимая В. П. Меркулова, я уже не в первый раз убеждался, что пострадавший в воздушном бою летчик помимо телесных ран испытывал сильное перенапряжение и истощение нервной системы. Это надлежало учитывать и при выборе стационара для последующего лечения, вслед за оказанием первой врачебной помощи. Вот почему мы направили В. П. Меркулова (с его согласия, что всегда было очень важно) не в ленинградский госпиталь, а в лазарет в Бернгардовку, ибо речь шла, прежде всего, о необходимости психотерапии - ликвидации последствий тяжелейшей нервно-психической перегрузки. А этого можно было успешнее достичь в Бернгардовке, чем в Ленинграде, где изнурительные варварские обстрелы и бомбежки продолжались. Что касается весьма благоприятного (закрытого и без смещения отломков) перелома, то он не составлял проблемы. С ним вполне можно было справиться и в лазарете. Однако, чтобы максимально щадить психику пострадавшего, мы пригласили к Меркулову главного хирурга КБФ профессора М. С. Лисицына, пользовавшегося на Балтике большим авторитетом среди хирургов.
М. С. Лисицын был профессором Военно-морской медицинской академии, воспитанником всемирно известных отечественных школ В. Н. Шевкуненко и В. А. Оппеля, видным ученым, автором более ста научных работ, обогативших науку и хирургическую практику.
Крупный разносторонний хирург, клиницист и топографоанатом, М. С. Лисицын обладал незаурядным умением ставить правильный диагноз и находить наиболее рациональное лечение при самых неясных и трудных хирургических заболеваниях и травмах, порой запутанных обилием противоречивых признаков. Он был тонким психологом, и в этом заключалась немалая доля его успеха в общении с ранеными и больными. Им становилось легче от одной только беседы с ним.
Военно-полевой хирург и организатор, он умел сплотить вокруг себя сотрудников, работавших не только рядом с ним, но и во многих других подопечных ему лечебных учреждениях Краснознаменной Балтики. Всюду он успевал, а если требовала обстановка, становился к операционному столу на многие часы и в любое время суток. Не одно поколение слушателей академии, врачей и научных работников, воспитывавшихся у него, называют его имя с уважением и признательностью, в том числе и я. Мне довелось учиться у М. С. Лисицына до войны и более десяти послевоенных лет работать под его руководством в клиниках Военно-морской медицинской академии и Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова.
Его деятельность была примером беззаветного служения врачебному долгу, науке, Родине и по достоинству оценена партией и правительством. В трудные блокадные дни Ленинграда, в 1943 году, он отмечен почетным званием заслуженного деятеля науки. Он удостоен воинского звания генерал-майора медицинской службы, награжден орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды и медалями. Умер М. С. Лисицын 6 октября 1961 года, немного не дожив до своего семидесятилетия. Дело его продолжили ученики и последователи. Среди них и его сын, ныне главный хирург МО СССР, член-корреспондент АМН СССР, профессор, генерал-лейтенант медицинской службы К. М. Лисицын.
Читателю, познакомившемуся с флагманом балтийских хирургов блокадных ленинградских лет, вероятно, интересно узнать, как же проходил и чем закончился визит маститого профессора к тяжело пострадавшему в воздушном бою летчику-истребителю, помещенному на лечение в лазарет авиабазы.
М. С. Лисицын долго сидел у постели Меркулова, неторопливо вел с ним беседу. Выяснял жалобы, обстоятельства воздушного боя. К рассказу раненого М. С. Лисицын был предельно внимателен. Ведь от него во многом зависела оценка общего состояния и причин упадка настроения летчика, мучивших его ночных кошмаров.
Профессор справился у лечащего врача начальника лазарета Г. Е. Файнберга о кровяном давлении, анализе крови, температуре больного, изучил рентгеновские снимки, сделанные в двух проекциях, внимательно осмотрел поврежденную ногу. Пощупал пульс, измерил окружность обеих нижних конечностей на нескольких соответственно одинаковых уровнях. Кое-что уточнил у лечащего врача. Спросил меня, что заставило остановить выбор на лазарете. Конечно же, он и сам видел показания в пользу лазарета. Однако спросил, чтобы проэкзаменовать своего недавнего ученика, убедиться в его умении аргументировать свои выводы. Ответ одобрил. Своим вопросом ко мне М. С. Лисицын преследовал еще одну цель: он хотел, чтобы его положительное отношение к выбору стационара услышал пострадавший именно от него, главного хирурга КБФ, и тем помочь летчику перестать сомневаться, переключиться на положительные эмоции. Замысел Михаила Семеновича оправдался. Меркулов, услышав профессорскую оценку, заулыбался.
После некоторой паузы Михаил Семенович порекомендовал поврежденную голень фиксировать гипсом и уложить ногу в постели повыше. В первые дни имелся выраженный отек голени, и от гипса мы воздержались, по его мнению, правильно. Теперь можно. Отек почти исчез. Кровоизлияние рассасывается без осложнений. Назначил препараты, содействующие уравновешиванию возбуждения и торможения нервной системы, улучшающие сон.
Повязка была наложена под наблюдением профессора. На летчика это произвело сильное впечатление. Разумеется, не только повязка и рекомендованные лекарства, но и весь антураж встречи летчика и главного хирурга флота, его личное обаяние тоже имели немалое значение. Хорошо известно, что лекарство, рекомендованное врачом опытным, а потому и более авторитетным в глазах больного, действует более эффективно. Такова сила доверия, связанных с ним положительных эмоций. Они усиливают механизмы действия лекарств. В итоге, как мы и ожидали, моральное состояние раненого улучшилось. Летчиком овладела уверенность: хорошо, что согласился лечь в лазарет, все для него сделано правильно, он обязательно выздоровеет и вернется в строй.
М. С. Лисицын сделал обход всех раненых и больных, находившихся в лазарете. Для каждого у него нашлось ободряющее слово. Перед отъездом отметил положительное и высказал несколько замечаний по улучшению работы лазарета. Для врачей гарнизона прочитал лекцию по наиболее актуальным в те дни вопросам военно-полевой хирургии. Особо остановился на задачах догоспитального этапа лечения раненых. Как раз на тех вопросах, которые прямо касались нас, фронтовых авиационных медиков.
В. П. Меркулов выздоровел. Перелом хорошо зажил. Бесследно исчез и душевный надлом. Летчик вернулся к летной работе. Хранится у меня его фотография с автографом: "Василию Георгиевичу за нашу теплую товарищескую дружбу от В. П. Меркулова. 30.08.43 г. Отечественная война".