Но чешских читателей я спрошу по секрету: не следовало ли бы призадуматься над тем, почему кукол Скупы, Трнки или Земана знают во всем мире лучше, чем актеров многих больших храмов нашего искусства?
ТРИ ГЛАВНЫХ ГРЕХА
Премьерой в Дели мои обязанности закончились. Меня сменили, театр должен был играть в следующей стране с другим руководителем, а я мог вернуться домой, к своим делам. Но так как эта книга отражала план и случайности путешествия и не была задумана как стройное целое, мне трудно придумать для нее искусственную концовку, заключительную каденцию. Моя голова полна недорассказанных индийских переживаний, и я ищу кратчайшего пути для бегства из своего повествования.
Но именно кратчайший путь наименее свойствен этим запискам. Они шли часто обходными тропками, начинавшимися с брошенного мимоходом словечка. А книги, так же как люди, не вольны за пять страниц до конца исправляться и умирать не по тем законам, по которым жили. В чем были самые большие грехи моей книги? Во-первых, она слишком много занималась танцем. Так вот что, господа музыканты, сыграйте мне на прощание еще разок.
В Дели для нас танцевала Джамини Кришнамурти. Она молода, красива, у нее чудесная кожа, она во всех отношениях соответствует идеалам индийской скульптуры. Ее выступление носит ласковое название «Кучипучи», но это серьезный танец — пантомима, изображающая воплощения бога Вишну. Он воплощается в рыбу, черепаху, вепря, героя «Рамаяны»; Джамини предоставляет в его распоряжение свое тело, чтобы дальнейшие воплощения происходили на глазах зрителей.
Религиозную легенду она рассказывает азбукой жестов, пишет ее в воздухе руками, глазами, всем. Губы шевелятся в какой-то немой, прелестной карикатуре на речь, видимо чтобы создать впечатление рассказа и привлечь ваше внимание. Ее глаза так живы и обольстительны, что, завороженные ими, вы все время улыбаетесь. Отрадно смотреть на девушку, плывущую, как рыба, и ласковым движением бровей подающую знак зрителю. А когда она замирает в позе дикого вепря, не боясь сделать отталкивающую гримасу, с вытаращенными глазами, раздувающимися ноздрями, выпятив губы так, чтобы они напоминали свиное рыло, ужас, которым от нее веет, — нежен.
Джамини понравилась нам, но это не было бы достаточным основанием для рассказа о ней. Я хотел еще раз подчеркнуть, что такой танец для иностранца, видящего его впервые, немногим понятнее, чем индийская письменность. А между тем ни в том, ни в другом случае перед вами не произвольные каракули. Каждая черточка, каждое движение рук имеют свое назначение, и знаток легко переведет их вам на ваш язык, на ваш алфавит, а если кому-нибудь понадобится, то и на азбуку глухонемых. Если вы попросите Джамини продемонстрировать свои жесты медленно, порознь, вы поймете, что это не выдуманные, абстрактные знаки, но простые, очень человечные жесты, которые, собственно, понятны каждому ребенку. Да, вот так выглядит рыба! Да, так выглядят радостное изумление, страх, испуг. Но когда эти движения следуют непрерывно друг за другом, разобраться в них труднее, необходим навык. Так же, как если бы вы захотели принимать на слух передачу по азбуке Морзе во время быстрой работы телеграфного аппарата. Это возможно только при наличии практики.
Поэтому в следующий раз при встрече с экзотическим или вообще непривычным вам искусством не будьте нетерпеливы и не ворчите сразу, что это… нереалистично. Вспомните танцовщицу Джамини. Она обладала даром нормальной речи и все-таки иногда предпочитала лепет немых, прибегала для рассказа не к словам, а к иным средствам. От природы она была красива, благодаря многолетней тренировке научилась особенно грациозным движениям и все-таки не боялась делать отвратительные гримасы, если это было необходимо для ее рассказа. И, наконец, быстрота не волшебство, салонный фокусник не делает ничего сверхъестественного, просто движения его настолько быстры, что вы не успеваете уследить за ними. И художественное произведение вовсе не нереалистично или даже уродливо только потому, что последовательность знаков в нем такая, к которой мы не подготовлены упражнением или рассудком. Не осуждайте, сосредоточьтесь, смотрите получше, прослушайте новую симфонию во второй, в третий раз…
До свидания, Джамини, до свидания, танцы…
А теперь сосредоточимся на умирании, как сказал писецкий священник, сидя у ложа больного, говорившего только о том, как прекрасна погода, как очаровательно щебечут птицы. Сосредоточимся на окончании книги.