Но бывают и совершенно обратные чудеса. Название «Цейлон» пропитано давним ароматом чая, оно сверкает под гигантскими папоротниками, как на изящном блюде. И вот вы вправду оказываетесь на этом острове и узнаете, что у него есть прекрасное древнее название: «Ланка». Оно не напоминает вам «лань»? Ну как сразу не влюбиться в это слово, особенно нам, чехам? Неужто вы не готовы вырвать из своего сердца Цейлон, и все, что с этим названием связано, отдать взамен за другое — юное, стройное и легконогое? Ланка! А откуда взялся Цейлон? Зейлан — назвали остров чужеземцы, португальские завоеватели. Не сохранился ли в нашей памяти аромат чая попросту от английских цибиков, на которых было написано: «Lipton’s Ceylon Tea?» И вообще, характерен ли для этого острова именно чай? Знаменитым чайным плантациям не больше восьмидесяти лет. Англичане спешно заменяли ими какаовые деревья, пораженные вредоносным грибком… Что ж долго раздумывать, друзья, хочется мне воскликнуть, ведь, печатая уйму новых карт, мы расправляемся с названиями достаточно независимо! А что, если написать на них не «Цейлон», а «Ланка»?
Но тут же я одергиваю себя. Цейлон — название, благоухающее чаем и сильно смердящее колониализмом, но это название привычное. Укоренившееся. Оно на всех картах мира, да и сами цейлонцы давно примирились с ним в своих международных отношениях, а это большое дело. В современном взбаламученном мире так мало понятий, по поводу которых все единодушны. Зачем же легкомысленно уменьшать их количество?
Существует опасность, что словесные эксперименты, предпринятые с самыми лучшими намерениями, приведут к обратным результатам. В своем стремлении сделать все как можно разумнее, избавиться от старого империалистического словаря и показать таким образом народам Востока, как уважает новая Чехословакия их национальную самобытность, мы подчас уменьшаем возможность взаимопонимания. Наш собственный посланник в Индии по секрету сказал нам, что у него бывают затруднения при чтении чешских материалов по Индии, так как он не всегда по новому названию догадывается, о каком городе идет речь.
Причем я уж не говорю об ошибках, которые мы допускаем, стремясь быть как можно справедливее и вместо этого нарушая справедливость. Вот, например, второй по величине город на том же Цейлоне, именуемый на всех картах мира — за исключением чешских — Джафна.
Я там был, и у меня есть свидетели следующего случая. В беседе с местными властями мы похвастались, что теперь вместо иностранного названия их города пишем правильное: Джапане. Улыбки с их лиц тотчас исчезли. Мы по простоте душевной затронули одно из самых больных мест. Дело в том, что на Цейлоне уже целое тысячелетие идет борьба между двумя народами: сингалами и тамилами. И те и другие пришли из Индии и в давние времена оккупировали части острова Цейлон. Государственная власть сейчас в руках сингалов, но тамилы являются сильным и активным меньшинством. После ликвидации английской колониальной власти на острове сосуществуют три государственных языка: сингальский, тамильский и английский.
Главный город тамилов — Джафна, они называют его Джаржппанам, тогда как сингалы говорят: Джапане. Если мы на своих картах будем писать Джапане, обидятся тамилы. Если напишем Джаржппанам, сингалы могут счесть это дискриминацией.
Ничто непросто в мире, почему же должно быть простым делом изменение географических названий? Мы называем немцев немцами, а возможно, что первоначально это слово носило оскорбительный характер и означало (судя по этимологическому словарю) человека, с которым невозможно разговаривать, немого. Что же, переходить на «дёйче»?
Так что спокойно останемся при старом Цейлоне. Ланка — слово соблазнительное, но при более глубоком исследовании выясняется, что оно чисто сингальское. Тамильская оппозиция называет остров «Илангам». Чем лавировать между двумя дискриминациями, лучше уж придерживаться того, что больше всего способствует международному взаимопониманию, что практично и ведет к интернационализму.
Иначе у нас возникнет бесконечное количество самых различных «но». Вы, вероятно, знаете анекдот о старушке, которая пошла к мудрецу посоветоваться, кого ей зарезать: свою единственную курочку или петушка. Если зарезать петушка, жаловалась она, будет огорчена курочка, если зарезать курочку — расстроится петушок… Мудрец долго думал и решил: «Есть тебе надо. Зарежь курочку». «Но ведь петушок расстроится, — робко напомнила старушка. «Ну и пускай!» — решил мудрец, и тем дело кончилось.