Александр Володин
С любимыми не расставайтесь
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь/
Всей кровью прорастайте в них, —
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг
Совсем еще молодая женщина одевалась, глядя только перед собой, только на то, что нужно. Платье на спинке стула. Чулки на перекладине. Босоножки под кроватью.
А Митя, муж ее, лежал на раскладушке, закрыв глаза. Но все было очень слышно: прошелестело платье, что-то шепнул один чулок, другой. Защелкали босоножки. (Подошла к столу.) Лязгнули тарелки. (Понесла на кухню.) Теперь можно открыть глаза. На кухне грянула вода. (Умывается.) Деревянно щелкнули кастаньеты. (Наливает в стакан кефир.)
Потом стало тихо. Что такое, уже ушла? Стукнула дверь. Вот когда ушла.
В черной не по погоде рубашке Митя шел по улице Он держал руки в карманах, но там они были стиснуты в кулаки.
Свернул в парадное, поднялся по лестнице, позвонил. Подождал, еще раз позвонил Не открывали. Он прислушался, шагнул назад и изо всей силы ударил в дверь ногой. Тогда-то за дверью зашевелились.
— Кого вам? — вежливо спросил мужской голос.
Митя ответил не сразу, голос был незнаком.
— Откройте.
— Никого нет.
— А где хозяин?
— Не знаю.
— Когда будет?
— Неизвестно.
— Что вам, трудно дверь открыть?
— Видите ли, меня заперли, — сказал из-за двери неизвестный. — Петр Андреевич по рассеянности унес ключ, а отсюда не открыть.
— Вы что, не можете выйти?
— В том-то и дело. Приехал в Москву на два дня, и вот один день уже пропал.
— Ну-ка, дайте там чего-нибудь. Проволоки кусок.
— Да откуда же тут проволока?
— У него мотоцикл должен стоять, там в сумке барахло разное, поворошите.
За дверью поворошили.
— Что-то есть, не знаю..
Митя нагнулся, достал из-под двери просунутый железный штырь. Вставил в замочную скважину. Там щелкнуло, и дверь открылась.
Перед ним стоял трудно определимый человек в новом костюме и при галстуке. Он неуловимо и бессознательно изменялся в зависимости от того, с кем имел дело.
— Благодарю вас. Коровин,— представился он.
Митя был хмур и рассеян. И этот человек стал хмур.
— Я посижу здесь, подожду, — Митя прошел в комнату. Озабоченный, усталый, он сел на стул.
Неопределенный человек сел на стул напротив него и тоже обрел озабоченный и усталый вид.
В комнате действительно стоял мотоцикл с коляской. Здесь он казался громоздким и был как бы центром и главным предметом комнаты.
— Вы идите отсюда, — сказал Митя.
— А вы?
— А я останусь, подожду.
— Зачем же вам ждать?
Митя не ответил и пересел за непокрытый стол. Он вытянул ноги, приготовясь ждать долго.
Человек нерешительно сказал:
— Как же я могу уйти, я должен дверь запереть.
— Ну сидите, — согласился Митя.
Он взял со стола пачку сигарет.
— Ваши?
— Нет.
Тогда он закурил.
Коровин, не вставая, потянулся, достал и раскрыл книжку, но было видно, что он не читает.
Митя поднялся, пошагал по комнате, отшвырнул что-то ногой к стене, там треснуло и звякнуло. Открыл холодильник— он был пуст. Снял со стены фотографию, глянул, бросил на стол
— Ладно, я пошел. Вернется, — скажите, я его под землей найду.
— От кого передать?
— Догадается.
Когда Митя подошел к метро, у трубчатой перегородки его ждала девушка в светлом платье, с сумочкой через плечо.
Она словно бы почувствовала, что Митя приближается, обернулась, засветилась и глазами и русой прядкой волос, и, кажется, всей длинненькой фигуркой — и пошла, почти побежала навстречу.
— А я жду, жду, — сказала она счастливо-обиженно.
Что Ирина умна и интеллигентна, становилось ясно
лишь после того, как она начинала говорить. А так — простушка-красавица, призерша по современным танцам в районном Доме культуры.
Чтобы понять, почему такая женщина могла полюбить Митю, следует несколько слов сказать о нем. Он тощеват и смугл, а глаза — светлые, рассеянные. Разговаривает мало и потому производит впечатление скромного, но в то же время загадочного человека. На заводе, где он работал, эта его особенность задевала и беспокоила девушек.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Странновато. А почему на вы? Мы же пили на брудершафт.
И они пошли рядом, пока не задумываясь — куда.
— Старый, безумный женский практицизм! — воскликнула Ирина. — Я еще раздумывала, сдать мне билет на поезд или нет! Я же сегодня должна была уехать на Украину, у меня отпуск второй день. Боже, какая я стала мещанка. А еще всем говорила, что я цельный человек.