Свадебный организатор в агентстве «Голубая устрица», она на протяжении как минимум трех месяцев в году по два раза в неделю варится среди невест в платьях от Веры Вонг, похожих на диснеевских принцесс, и женихов в костюмах от Армани, похожих на Джеймсов Бондов, прослушивает «Аве Марию» на арфе (каковая в том или ином виде исполнялась на всех четырех ее собственных свадебных церемониях) и присутствует на свадьбах, где каждая самая микроскопическая мелочь доведена до недостижимого идеала. Каждое лето она еженедельно рассказывает им про самый прекрасный свадебный торт, который ей когда-либо доводилось видеть, самый элегантный букет, с которым невеста когда-либо шла к алтарю, самый трогательный тост, который она когда-либо слышала, и все это абсолютно с той же искренностью, широко распахнутыми глазами и восторгом, как и на самой первой свадьбе в своей карьере. Эти свадьбы никогда ей не приедаются. В глазах Джорджии каждая свадьба обладает своей собственной магией, служащей подтверждением ее веры в истинную любовь, судьбу и союзы двух сердец, которые заключаются на небесах. И она переносит флер этой сказочной романтики на ничего не подозревающего беднягу, с которым в тот момент встречается. А потом стикер с запиской исчезает с дверцы ее холодильника, и она в очередной раз меняет фамилию.
— Я не знаю, захотел бы он туда ходить или нет, — говорит Бет.
— А ты-то сама этого хочешь? — спрашивает Петра.
— Я не знаю.
— Ты хочешь с ним развестись? — спрашивает Кортни.
— Я не знаю.
Бет не знает, чего она хочет. Она хочет, чтобы это было самое обычное собрание их книжного клуба. Она хочет потягивать саке и говорить о Японии. Она не хочет, чтобы этот вечер стал тем самым вечером, когда все официально изменилось. Ее замужество, ее глянцево-открыточная жизнь жены и матери троих детей на Нантакете — все это навсегда осталось в прошлом. Ее брак потерпел крах.
«Я потерпела крах», — думает она.
Слезы выступают у нее на глазах и катятся по щекам. Джорджия придвигает свой стул к Бет и обнимает ее за плечи.
— Мне просто не верится, что все это происходит на самом деле, — всхлипывает Бет, смущенная тем, что плачет на глазах у всех, что ее муж изменяет ей на глазах у всех.
— У тебя все будет хорошо, — уверяет Джорджия, круговыми движениями поглаживая Бет по спине.
— Я бы развелась с этим козлом, — говорит Джилл.
— Джилл! — одергивает ее Петра.
— Ну, он действительно козел, и я действительно развелась бы, — пожимает плечами Джилл, устремляя взгляд на Джорджию в поисках поддержки.
— Ну вы же знаете, я-то турнула бы его без разговоров. Что, собственно, не раз уже и проделывала. Впрочем, я, пожалуй, всегда была слишком склонна рубить сплеча, особенно с Филом. Это та черта, которую мне надо в себе менять, если я когда-нибудь снова надумаю выйти замуж, чего я делать категорически не намерена.
Джорджия вскидывает свой бокал и залпом допивает оставшуюся на дне водку, тостуя за эту декларацию.
— Ты должна понять, чего ты хочешь, — говорит Петра. — Вы с Джимми можете сохранить семью, если это то, чего хотите вы оба. Или поставить на этом точку. Но ты должна решить, чего хочешь лично ты. Не позволяй ни ему, ни кому-либо другому принять это решение за тебя.
Петра права. Она всегда права. Но в голове у Бет все плывет, и единственное, чего ей хочется в данный момент, это чтобы Джорджия продолжала поглаживать ее по спине.
— И мы любим тебя, к какому бы решению ты ни пришла, — добавляет Петра.
Джорджия сжимает плечи Бет, и все согласно кивают — все, кроме Петры, которая, похоже, глубоко о чем-то задумалась, сведя брови к переносице. Бет чувствует себя пьяной и смущенной, раздавленной и ни в чем не уверенной, но внезапно ее охватывает неожиданный прилив благодарности.
— Я вас тоже люблю, — улыбается она сквозь слезы, потому что, пусть даже Джимми ее больше не любит, ей очень повезло иметь подруг, которые будут любить ее, что бы ни случилось.
Глава 6
Утреннее солнце нерешительно просачивается в спальню Оливии сквозь незанавешенные окна под жалобную перекличку голубей, омывая комнату мягким бледным светом. Так, синхронно с птицами и солнцем, обыкновенно начинается теперь каждый ее день. А если утро выдается хмурым или ненастным и птицы не расположены к воркотне, она может проспать как минимум до полудня, а то и намного дольше. Оливия не знает точно. Она перестала следить за временем. После того как с месяц назад на целый день отключилось электричество, в первый из такого количества раз, что она уже бросила их считать, она так и не собралась подвести ни одни из многочисленных электронных часов, питающихся от розетки. И наручные часы носить тоже перестала. Поскольку ей никуда не надо, это ей никоим образом не мешает. Она существует вне времени.