— Не кисни, Котенок. Ты у меня шустрая, быстро ко всему привыкнешь, — с улыбкой подбодрила она, — потому что?.. — и выжидающе взглянула на меня.
— Чесноковы не сдаются, — промямлила я в ответ и в приступе вселенского уныния шмякнулась спиной на койку…
*СЕРПЕНТÁРИЙ - змеиный питомник.
**СЕПАРАТОР МОЛОЧНЫЙ - аппарат для очистки и разделения молока на сливки и обезжиренное молоко.
Стокгольмский синдром и пирожки бабы Люси
Стоило маме только выскочить за дверь в промозглое и серое ноябрьское утро, как тишину убежища двух почти состоявшихся эмигранток нарушила трель дверного звонка.
Ванговать было бессмысленно. В такую рань могла припереться только Наташка Тихомирова – моя лучшая подруга и одноклассница, теперь уже бывшая, которая жила этажом ниже.
Так я ее и встретила: в мохнатых замызганных тапках, ночной сорочке в синий горох и с зубной щеткой во рту.
— Гуд монинг, Чеснокова! — бодро заявила она с порога и, услышав мое приветственное мычание, потопала прямиком на кухню.
Кто бы сомневался! После Женьки Марченко из одиннадцатого «Б» вторым по значимости в списке предпочтений моей подруги была еда. Особенно, бутерброды во всем своем многообразии: с колбасой; с сыром; с колбасой и сыром; с колбасой, сыром и всем тем, что можно устроить между двумя кусками тостового хлеба. Просто бутербродная маньячка какая-то!
Когда моя свежевымытая физиономия оказалась на кухне, стало ясно, что предсказательница из меня и правда выходит годная. По-хозяйски и от души настрогав на разделочную доску колбасу и ржаной хлеб, подруга дней моих суровых с задранными коленками сидела на табурете и жевала бутерброд.
Ее длинная коса, из которой за ночь выбились непослушные темные пряди, свисала на плечо, домашние шорты задрались, обнажая тощие белые ноги, а взгляд темно-карих глаз был испытующим и озорным.
— Проходи, угощайся, чувствуй себя, как дома, — проговорила я, водрузив на стол рядом с плитой две разномастные кружки, и, ухватившись за ручку эмалированного чайника, тут же отдернула руку. — Горячая, собака! — вырвалось у меня.
— А теперь то же самое, но на английском, американочка, — прочавкала Наташка.
— На английском это не имеет смысла, — обхватив ручку чайника прихваткой, констатировала я с видом декана иняза. — Если я обзову чайник хот-догом, на меня будут смотреть, как на девочку с Урала.
— Ты и так девочка с Урала, — принимаясь за второй бутерброд, напомнила подруга.
— Иди в баню, — уныло пробубнила я.
— Чеснокова, ты чего такая дёрганая? — спросила Наташка, качая головой и сочувственно посматривая на меня.
— Кажется, у меня развивается предполетный синдром.
Я поставила кружки с чаем на стол и уселась на соседний с наташкиным табурет.
— Лишь бы не Стокгольмский, — невозмутимо заявила та. — Хотя сейчас это топчик, — мечтательно добавила.
— Что ты несёшь? — нахмурив брови, спросила я.
— Я, вообще-то, тебя отвлечь хочу, — хохотнула эта ненормальная. — Не грузись, Чеснокова, все будет вэри гуд! Прилетишь, освоишься и закадришь в новой школе какого-нибудь квотербека. Ты у нас девка симпотная, не то, что я. На твоём месте я бы так и сделала.
— Какого квотербека? — задрав на затылок брови, спросила ее. — С моей-то маман мне только и остаётся, что кадрить… справочник по английской пунктуации.
— Ну тут… даааа, зная тёть Юлю, — она понимающе кивнула, приступив к поеданию очередного бутерброда, — если только студент Гарварда какой попадется… или сын президента.
— Гарвард находится совсем в другом штате, а сыновьям их президента, наверное, уже лет восемьдесят на двоих, — и теперь я включила училку современной истории.
— Вот отстой, — пробормотала Наташка. — Ну ничего, зато мир посмотришь… с высоты десяти тысяч километров, — и принялась нагло смеяться надо мной.
— Спасибо за экстренную психологическую помощь. Теперь я точно не боюсь перелета, — прищурившись и растянув губы в подобии улыбки, прокомментировала ее дурацкий подкол.
С бутербродами и чаем было покончено, и мы с подругой перекочевали в мою спальню, чтобы заняться воплощением в жизнь первого завета Юлии Ильиничны.
Шкаф у меня, как у любой семнадцатилетней девчонки, ломился от количества шмоток, но надеть, само собой, было совершенно нечего. Оставалось надеяться, что я со своим стилем примерной девочки, который периодически сменял образ «колхоз – дело добровольное», не буду выглядеть вороной - альбиносом среди толпы учащихся старшей школы Ньюпорта.
Если бы не Рик – новый муж моей мамы, я бы до самой смерти, лет в девяносто девять, причем, от приступа смеха, так и не узнала, где находится этот чертов Ньюпорт! Но, видимо, мама просто обязана была встретить моего свежеиспечённого отчима на той долбаной Международной конференции для преподавателей английского языка в столице нашей родины, чтобы я наконец поднаторела в географии Соединенных Штатов.