Новенький пузатый чемодан сиротливо стоял в углу комнаты, которая теперь больше смахивала на казарму. Слишком пусто и чисто было здесь после генеральной уборки. Нашу двухкомнатную квартиру в центре города, где мужики настолько суровы, что шнуруют ботинки высоковольтным проводом под напряжением, мама так и не отважилась продать, решив сдавать ее своим хорошим знакомым. А у меня просто слезы наворачивались, стоило мне только подумать о том, что предстоящая ночь в этой комнате будет последней моей ночью на родине. Как не бодрилась, чувство нарастающей тоски становилось все сильнее. Школа, дом, друзья и, конечно, баба Люся… и все это я должна бросить ради какого-то Рика из Ньюпорта, которому снесло крышу от любви к одной русской преподавательнице с замашками Юлия Цезаря настолько, что он женился на ней и, хрен бы знал, каким способом уговорил ее на переезд! Хотя я догадывалась, что там может быть за способ. Недаром же систематически зависаю на канале некой Lady_X. Бабуля плохому не научит!
Мы долго стояли в пороге, обнимаясь с Наташкой, и ревели как две истеричные белуги. И в этот момент я готова была отдать ей все свои шмотки вплоть до последнего носка.
— Чесноковааааа, — выла подруга мне на ухо, сморкаясь в рукав отжатого у меня свитера, — не забывай меняяяяя.
Я от неё не отставала и размазывала сопли по тыльной стороне своей ладони, поглаживая другой рукой наташкину косу.
— Да как я тебя забуду, дура ты ненормальнаяяяя. Я тебе писать буду каждую минуту! И звониииить…
Продолжая изображать сцену прощания Одиссея с Пенелопой, мы даже не заметили, как на пороге квартиры нарисовалась мама.
— Это что за наводнение вы тут устроили? — строго спросила она. — Отставить слезы. Я торт принесла, — помахала она пакетом. — Кругом марш и на кухню! Обе! — скомандовала мама.
Наташка тут же забыла, что только мгновение назад собиралась идти домой, куда с минуты на минуту должен был явиться обожаемый и вечно раздражаемый ею Женёк.
Заметив пирожки на столе и ещё кучу другой провизии, принесённой бабулей, мама с осуждением взглянула на меня.
— Людмила Петровна, — обратилась она к бабуле. — Ну зачем вы только беспокоились? В самолёте же кормят! Ну вот куда мы все это денем? — и стала перебирать целлофановые пакеты со всякими вредными вкусностями. — А это что такое? — мама с подозрением уставилась на один из мешков, из которого торчали какие-то сухие ветки.
— Так это душица, — невозмутимо проговорила бабуля. — Катька с ней чай любит пить.
— Замечательно! — обречённо простонала мама. — Не хватало, чтобы нас ещё задержали на границе за вывоз какой-то подозрительной сушёной травы! Вы обе хоть понимаете, что это вам не шуточки?! — и снова тот самый пирожковый тон.
— Ох и вредная ты, Юлька! — хохотнула бабуля, и глазом не моргнув на ее недовольное замечание. — А все потому, что не жрешь ни хрена! Хватит нас воспитывать, мы дамы самодостаточные, — и хитренько мне так подмигнула.
И мы посидели ещё немножко. Хорошо посидели, душевно. Наташка совсем про своего Женьку забыла, мама забыла, что злилась на нас с бабулей, и я почти стала забывать, что это был последний вечер, который я могла провести в такой уютной компании моих девочек. По крайней мере, на ближайший год уж точно.
Идиллию наших бабских посиделок разрушили переливы очередного звонка в дверь.
— Это, должно быть, Дима, — уверенно произнесла мама, вставая из-за стола.
— Давай, Катька, ставь чайник, батя пришел, — пихнула меня в бок бабуля.
Батя… Как много в этом звуке для сердце дочери слилось, как много в нем отозвалось!..
А вот ни фига ничего и не отозвалось.
От отца моего, единственного сына бабы Люси, мне досталась только роскошная фамилия и аристократические черты лица. Хрен бы знал, что это значило, но бабуля часто болтала что-то в этом духе. Вместе с тем, все внимание моего прямого предка шестнадцать последних лет было сосредоточено исключительно на двух других его дочерях Ольги и Марии, что он народил со второй своей женой Леночкой, с которой сочетался законным браком через год после моего рождения. Ольга была моей ровесницей, а Машка – на год младше, что заставляло меня лишний раз задуматься о том, что в Челябинске начала двухтысячных с контрацептивами было не все гладко.
Но, если отбросить излишний цинизм, как отец он, и в самом деле, был так себе: пара банкнот с эмблемой Центробанка на день рождения – вот и все его воспитание. И что только мама нашла в нем? До сих пор гадаю. Зато мне повезло с бабулей. Свято место пусто не бывает, как говорится.