О, слава Богу. Можно было расслабиться в ее объятиях.
— И водка. Этот коктейль убьет все микробы.
Я снова напряглась.
— Ну…
— Ваня сказал, что ты не принимаешь антибиотики, — продолжила она, как будто я сама об этом не знала. — И тренировки у вас завтра нет. Все будет хорошо, Жасмин.
Где, черт возьми, Иван и почему он не ответил ей, что мне нельзя пить? Я не хотела. Мне не нравился вкус водки, но…
— Решила отказаться? — уточнила пожилая женщина, но это прозвучало скорее как вызов.
Хватило бы у меня смелости ответить ей «да»?
Не сосчитать, сколько раз я вступала в споры с людьми. И не представляла, что когда-нибудь смогу назвать точное число людей, которых оскорбила. Прошло довольно много времени с тех пор, как я заботилась о том, что обо мне подумают другие люди, за исключением семьи, но даже их мнений обычно оказывалось недостаточно, чтобы удержать меня от чего-то, что могло бы смутить моих родных.
Если бы на месте госпожи Луковой оказалась моя мама, у меня не было бы проблем отказать ей.
Но здесь стояла не она.
И судя по тону голоса матери Ивана, я бы обидела её, если бы не приняла предложение, которое, по ее словам, могло оказаться полезным.
Чтоб меня.
— Нет, ну что вы, госпожа Лукова, — ответила я за секунду до того, как Иван меня пнул.
Я подняла ногу, пытаясь лягнуть его в ответ, но парень оказался уже вне досягаемости.
— Отлично, — ответила женщина, отстраняясь от меня с улыбкой на лице и удерживая ладони на моих плечах. — Ваня, — она вдруг посмотрела на пол, словно вспомнила что-то, и смутилась. — А где дети?
Дети?
— Я оставил их дома, — ответил Иван.
Ох.
— Ты не привез даже мою маленькую Лейси? — уточнила мать моего партнёра. В ее голосе сквозило разочарование.
— Нет, уж точно не Лейси.
Плечи женщины опустились в явном расстройстве, и она слегка нахмурилась, прежде чем взглянуть на меня и покачать головой.
— Он всегда приходит с двумя малышами. Всегда. Они устраивают беспорядок, повсюду шерсть, но я так скучаю по ним. Глупо, правда, Жасмин? — она бросила на Ивана нежный взгляд, на который была способна только любящая мать. — Ваня и его спасенные. С самого детства мальчик всегда выбирал тех, от кого отказывались другие.
Странное чувство возникло у меня внутри, и я не могла не скользнуть взглядом в сторону Ивана, который прислонился к кухонному столу и скрестил руки на груди, пока я обнималась с его мамой. Его глаза встретились с моими. И остались прикованными ко мне.
— Тогда в следующий раз. Суп готов, давай я налью что-нибудь попить, и мы поедим! — воскликнула женщина.
***
Проснувшись, я поняла, что нахожусь не в своей постели.
Осознание данного факта тут же заполнило мои мысли, потому что мне никогда не приходилось спать в своей кровати без футболки.
И моя комната не была выкрашена в ярко-синий цвет.
Но в основном потому, что я никогда не ложилась спать в одних трусах. Невозможно было стопроцентно доверять своей семье и быть уверенной, что засранцы не ворвутся в мою комнату, пока я сплю, и не подшутят надо мной. Не стоило оставлять им душевные травмы на всю жизнь, позволяя лицезреть то, что я сама предпочла бы не видеть.
После того, как мои глаза привыкли к полутьме, еще кое-что подтвердило, что это была чужая комната и чужой дом.
Ни в одной параллельной вселенной, ни в каком кругу ада я не проснулась бы в постели в одних трусах и чьей-то рукой, обхватившей меня за талию.
Так что чуть не сошла с ума в ту же секунду, как осознала, что обнимающий меня тяжелый «груз», был покрыт волосами. И чуть не закричала, когда почувствовала на затылке чье-то дыхание.
Я могла бы запаниковать сразу, как проснулась.
Но не стала.
Потому, что мне оказался знаком этот гребаный королевский синий. Я видела его, когда шпионила по дому накануне. А когда посмотрела вниз и прищурилась, то узнала оттенок кожи руки, лежащей на моем животе. Светлее, чем моя. С темными волосками. А так же предплечье, покрытое бугристыми мышцами. Если и этого было недостаточно, то уж пальцы на моем животе я распознала, даже если бы мне завязали глаза.
Но даже осознав все это, я все равно не могла не превратиться в манекен, находясь в постели без майки или топа, в руках единственного мужчины в мире, которому позволялось прикасаться ко мне таким образом. И то лишь потому, что я доверяла ему, хотя и не признавалась в этом. Было не ясно, когда возникло данное чувство, однако в какой-то момент это просто произошло. Доверие словно подкралось ко мне, ожидая, когда же до меня, наконец, дойдет.
Но что, черт возьми, случилось?
— Доброе утро, Пончик, — прошептал мягко знакомый голос, и дыхание парня коснулось моей шеи... Как и то, что, наверняка, было его влажными, мягкими губами, формирующими окружность каждой буквы, выходящей из его рта.
— Утро? — уточнила я, хмурясь от ужаса, но не так сильно, как предполагалось.
Какого черта произошло? Я пыталась проанализировать... Но смогла признать лишь плохое самочувствие, и то, что ни черта не помнила с момента, как мы добрались до дома родителей Лукова. Его мать начала кормить меня борщом, подливая коктейль, который она отказалась называть «Отверткой» (но на самом деле именно так он и назывался), каждый раз, как мой стакан пустел, и несмотря на то, что Иван сказал ей остановиться после второго.
Но так же, как и в моей семье, никто не смел указывать госпоже Луковой, что ей делать. Особенно ее сын.
После этого воспоминания все стало как в тумане.
Так что же случилось? Я удивилась, когда почувствовала вздох Ивана на своей шее.
— Перестань так нервничать. Ты облила себя «Гаторейдом», выходя из машины, и забралась ко мне в постель посреди ночи.
О Боже.
Из меня вырвался стон.
Серьезно.
Кошмар.
Откуда, черт возьми, взялся «Гаторейд», и насколько я оказалась пьяна, раз пролила на себя газировку и решила, что будет лучше просто избавиться от одежды, вместо того, чтобы принять душ? Я редко пила не только из-за того, что некоторые алкогольные напитки были весьма калорийными. Существовала еще одна причина.
И Иван, должно быть, догадался об этом, потому что усмехнулся, уткнувшись губами в мой затылок.
— Я предлагал тебе вернуться в свою постель, но ты все твердила, что умираешь…
Я бы хотела удивиться…
Но куда там.
— Потом ты начала повторять: «Ей конец», и я спросил: «Кому конец?», — его голос оборвался в то же самый момент, когда послышались рваные всхлипы.
Придурок.
Даже полусонный он ржал, хоть и пытался замаскировать свой смех.
— А ты ответила, что конец… конец… — выдавил парень. Короткие выдохи становились все быстрее и быстрее, давая понять, что он задыхается от смеха. Как будто по тому, как тряслось его тело, и так не было ясно.
Я застонала.
— Заткнись.
Его все еще трясло.
— Ты настаивала, что твоя печень практически скончалась, — фыркнул Иван.
Отлично. У меня как раз было такое чувство, что в моем организме перестал работать какой-то орган. Просто встал. Я ни черта не могла вспомнить. И выпила больше, чем когда-либо. Больше, чем когда-нибудь выпью в будущем. Интересно, сколько водки мать Лукова подлила в мой напиток? На вкус казалось, что не слишком много, однако…
Блядь.
Но Иван продолжал.
—… и умоляла, чтобы я отвез тебя в больницу.
Я застонала про себя.
— Ты сказала, что хочешь, чтобы я помог сохранить твою печень.
Боже.
— Хотя бы ненадолго, Ваня, — протянул он. — Она умирает.
Я назвала его Ваней? Мда!
Я отбросила эти мысли в сторону и сосредоточилась на самой важной части.
— Значит, ты позволил мне оставаться в твоей постели? Без футболки? Чтобы ты смог сберечь мою печень?
Рука, обнимающая меня, напряглась.
— Ты очень настаивала.
— И без лифчика.
— Ты явилась ко мне в таком виде. Что мне оставалось делать? Заставить тебя одеться? Ты прекрасно знаешь, что упряма даже когда трезва.
— Ты мог одеться сам.
— Я спал в своей постели, и меня все устраивало. Ты сама пришла.
Я повернула голову, чтобы посмотреть на него через плечо, прежде чем вспомнила, что, вероятно, не чистила зубы.
— Ты хотя бы в трусах?
— Нет.
— Может наденешь их?
— Мне и так тепло.
— Ты мог бы одеть на меня футболку.
— И прикоснуться к тебе без твоего разрешения?
У меня перехватило дыхание. Затем я закатила глаза, когда бледная рука на моем животе немного сдвинулись.
— Идиот, твоя рука сейчас на мне.
Иван рассмеялся, и стало ясно что он ни капли не раскаивается. Как обычно.
— Мог бы сам надеть футболку.
Он помолчал, а затем ответил:
— Неа.
Я точно его убью.
— Значит, ты просто решил, что нам обоим будет комфортно находиться в кровати в таком виде?
И скорее почувствовала, чем увидела, как парень пожал плечами.
— Почему ты тогда не встал с кровати?
Иван фыркнул.
— С чего бы? Это ведь моя кровать, — его мягкий смех заиграл на моей коже. — Не то, чтобы я не видел тебя голой…
Из меня вырвался стон.
— Мне было важно убедиться, что с тобой все в порядке.
Оставался только один вариант реакции на его слова. Я наклонила голову набок и прищурилась.
— Не тогда, когда на мне, кроме трусов, ничего больше нет.
— Но я уже видел твое тело, помнишь?
Иван был прав? Определенно. Меня это волновало? Конечно нет.
— Ты разрешал ложиться в свою постель всем своим пьяным и голым партнершам, чертов извращенец?
Мужчина на мгновение перестал дышать и смеяться у меня за спиной, но напряжение так же быстро отпустило, и он произнёс:
— А ты позволяла всем своим партнерам видеть тебя голой?
— Нет, — по моим меркам это «нет» больше проходило на «Что?! Нет!», но моя голова болела так сильно, что у меня не осталось сил произнести ответ с нужной интонацией.
Никто из нас не проронил ни слова, пока Иван не решил задать вопрос, которого я не ожидала.
— Ты скучаешь по нему? — что-то твёрдое коснулось моей спины, и я изо всех сил постаралась сделать вид, что ничего особенного не происходило, и что, скорее всего, на парне есть трусы. Но друзья ведь не касаются друг друга гениталиями?