Сложно не разочароваться в своей мечте, если ты даже не в состоянии справиться с тем, что являешься никчемной для собственного отца, просто оставаясь собой.
Какое-то жгучее ощущение поднялось к моему лицу, и я почувствовала, что не могу дышать. Мне казалось, я тону, пока протискивалась мимо людей, ожидающих возле стойки администратора, и толкала дверь, чтобы глотнуть воздуха. Пришлось закрыть глаза ладонями и втянуть воздух, изо всех сил стараясь не заплакать. Я. Плачу. Из-за своего отца. Из-за Ивана. Из-за напоминания о том, что я глупая неудачница, независимо от того, как сама вижу всю картину и насколько счастлива. Все произошло слишком быстро. Или, возможно, ко мне, наконец, пришло озарение, насколько сильно убеждения, желания и поступки моего отца повлияли на меня.
Но Боже. Как же мне было больно.
Просто ужасно.
Я могла бы выиграть все соревнования в этом сезоне, и все равно осталась бы глупой, бесполезной Жасмин для своего собственного отца. Разочаровывающей, не способной вовремя закрыть свой рот. Холодной, раздражающей Жасмин с мечтами, которые являлись пустой тратой времени и денег.
Я не была достаточно хорошей, когда он ушел, и все ещё продолжала оставаться для него никчёмной дочерью.
А мне так хотелось, чтобы отец мной гордился. Это все, чего я желала. Хотела быть лучшей для своего проклятого отца. Даже сейчас, после всей этой незаслуженной критики, я продолжала мечтать, чтобы он увидел меня настоящую. Любил меня. Как и все остальные в ресторане.
Мне бы очень хотелось оставаться собой, чтобы Ивану не пришлось рассказывать отцу обо мне то, что он и так должен был знать.
Мои ладони стали влажными, и я втянула воздух. Вдох прозвучал как рыдание и проскочил как «лезвие бритвы» прямо мне в грудь.
Единственный мужчина, от которого мне хотелось получить признание и уважение, игнорировал меня.
А другой, на подобные чувства которого я так долго не обращала внимания, оказалось, думал обо мне только хорошее.
Почему мой отец не понимал, что я была готова работать день и ночь ради своей мечты?
Еще плотнее прижав ладони к глазам, полностью осознавая, что, вероятно, размазала тушь и подводку, на что мне было плевать, я громко втянула в себя воздух.
Двери рядом со мной открылись, и я услышала, как мой брат сказал: «Возможно, стоит дать ей минутку», а затем дверь закрылась.
Я не чувствовала никого рядом, пока некто не обнял меня руками за плечи. Оказалось достаточно одного вдоха, чтобы понять, кто это был.
Мои лёгкие полыхали, почти заставив внутри все сжаться в комок. Руки, обнимающие меня, притянули мое тело ближе к груди, с которой я была слишком хорошо знакома, в то время как мои опустились, свободно свисая по бокам. И я перестала бороться с собой. Разрешила своему лицу уткнуться прямо в грудь, которую наблюдала бесчисленное количество раз, к той, что касалась бесчисленное количество раз, восхищаясь все больше и больше с каждым днем, и стиснула зубы, чтобы больше не всхлипывать.
Я потерпела фиаско.
Бормотание «блядь» влетело в одно мое ухо и вылетело из другого. А потом что-то вроде щеки, прижалось к моей макушке. Голос Ивана прозвучал так тихо, что я едва расслышала его.
— Зачем ты так с собой поступаешь? А? — спросил он меня.
Удушающая боль в моей груди и икота ранили еще сильнее, чем прежде.
— Ты же знаешь, какая ты умница. Знаешь, насколько талантливая. Сколько усилий затрачиваешь. Ты ведь понимаешь, что ты — боец, — прошептал Иван, скрестив свои руки на моей спине. — Твой отец ничего не смыслит в фигурном катании, Жасмин. И судя по всему, он абсолютно тебя не знает. Ты должна понимать, что не стоит позволять его суждениям влиять на тебя. Ты ведь сама знаешь, какая на самом деле.
— Знаю, — прошелестела я ему в грудь, крепко зажмурившись, чтобы не опозорить себя еще больше, разрыдавшись у него на глазах.
— Ты предупреждала меня, но я тебе не поверил, — продолжал мой партнёр, все еще прижимаясь лицом к моей макушке.
— Да, говорила, — ответила я, чувство ненависти разрасталось во мне с каждой секундой. — Говорила. И даже не хотела идти. Знала, что так и случится, но я была глупа и надеялась, что в этот раз все будет по-другому. Может, если промолчу, отец притворится, что меня нет, как и всегда. Возможно, на этот раз он не станет критиковать меня или давать советы по поводу моей жизни. Но нет. Это моя вина. Я такая дура. Даже не знаю, почему это до сих пор задевает меня. Я не собираюсь быть инженером, как Себастьян. Или главным маркетологом. Не стану менеджером проекта, как Тали, и не превращусь в Руби. Я никогда не буду достойна своих братьев и сестер. Я никогда не…
Мой голос сорвался, разбивая меня на осколки.
И когда первая волна слез ударила мне в глаза, я судорожно вдохнула, пытаясь удержать их внутри себя. Чтобы сдержать поток, потому что не собиралась реветь. Не стоило поддаваться истерике, особенно из-за комментариев моего отца.
Но тело не всегда слушает то, что ты ему говоришь. Я это прекрасно понимала. Но все равно ощущала себя предательницей, когда не смогла сдержать слез, хотя и пыталась изо всех сил.
Иван еще сильнее сжал свои руки, потянув меня на миллиметр влево, пока мы не прижались друг к другу всем телом — от бедер до груди.
— Знаешь, я появилась на свет случайно, по ошибке. Мои родители уже были на мели, и когда вдруг мама забеременела, отец остался в семье еще на пару лет, надеясь, что все наладится. Однако этого не случилось. А я оказалась для него недостаточно хороша, чтобы остаться, поэтому он ушел. Отец появлялся примерно раз в год, и мои братья и сестры любили его, а он любил их, но меня…
— Ты не ошибка, Жасмин, — Иван прошипел мне в ухо, и у меня так напряглись плечи, что я начала дрожать. Я. И дрожать.
А потом меня прорвало. Все потому, что мой отец ушел, когда мне было три года. Вместо того, чтобы наблюдать, как я росла, вместо того, чтобы пытаться научить меня ездить на велосипеде, как он учил всех остальных своих детей, за него это делала моя мать.
— То, что твои родители разошлись, не имеет к тебе никакого отношения, а твой отец ушел, потому что сам так захотел. Ты не смогла бы удержать их вместе, — продолжал мой партнёр, гнев сквозил в его словах.
А я все плакала и плакала.
Иван крепко обнимал меня сильными руками, наклонив голову в мою сторону, будто старался защитить меня.
— Ты достойна. Ты всегда будешь достойна. Слышишь меня?
Я продолжала рыдать у него на груди. Его рубашка промокла, но у меня не было сил остановить слезы. Ничего не могла с собой поделать. Я рыдала как никогда в жизни.
Потому что меня всегда сопровождал миллион проблем. Может фигурное катание не входило в этот список, но все равно являлось сплошным разочарованием для моего отца... И всех остальных, кого я любила.
Иван выругался. Потом ещё крепче обнял меня, и снова выругался.
— Жасмин, — произнёс парень. — Жасмин, прекрати. Ты вся дрожишь, — указал он, как будто я не чувствовала этого сама. — Однажды в интервью ты сказала, что каталась на коньках, потому что фигурное катание дарило тебе свободу. Заставляло чувствовать себя особенной. Но ты всегда будешь особенной. С фигурным катанием или без него. С медалью или без. Твоя семья любит тебя. Галина тебя любит. Думаешь, твой бывший тренер испытывала бы привязанность к людям, которые ее не заслуживают? Ли так сильно тобой восхищается, что пишет мне из машины на парковке, повторяя, какая ты умница. Думаешь, она так относится к кому попало? В тебе больше искренности, чем в ком бы то ни было. Твой отец тоже любит тебя, но по-своему. И когда мы выиграем эту гребаную золотую медаль, он будет смотреть на тебя, думая о том, что не смог бы гордиться тобой еще больше. Твой отец будет рассказывать всем, что его дочь выиграла золотую медаль, а ты будешь знать, что сделала это без его поддержки. Что стала чемпионкой, пока многие не верили в тебя, хотя эти люди не имеют никакого значения. Важны лишь те, кто всегда знал, на что ты способна, — Иван сглотнул так громко, что я услышала. — Я верю в тебя. В нас. Что бы ни случилось, ты всегда будешь моим лучшим партнером. Ты всегда будешь самым трудолюбивым человеком, которого я встречал в своей жизни. Всегда будешь только ты.
Я рыдала в его объятиях. Слезы лились потоком из моих глаз. Его поддержка, слова, и его вера... все это для оказалось меня слишком.
Но я была очень жадной и нуждалась в них. Его помощь и вера оказались нужны мне, как воздух.
— Я бы отдал тебе каждую ленту, трофей, медаль, что угодно в своем доме или в КИЛ, если бы это помогло, — сказал Иван мне. — И я сделаю все, что захочешь, если перестанешь плакать.
Но я не могла. Нет. Ни одна медаль в мире не смогла бы заставить меня остановиться. В моей мечте, о которой я грезила полжизни не осталось ничего, что смогло бы остановить мои слезы.
Я просто продолжала плакать. Из-за отца. Своей матери. Братьев и сестер. Из-за себя. Из-за того, что была недостаточно хороша и недостаточно отзывчива. Из-за того, что делала все, что хотела, несмотря на все эти «нет» и хмурые лица. Из-за того, от чего мне пришлось отказаться. Из-за всех потерь, о которых буду сожалеть еще больше, чем уже сожалела сейчас.
Но в основном я плакала, потому что меня слишком волновало мнение людей, которых я ценила, хотя в целом мне было все равно, что думают обо мне остальные.
Иван продолжал обнимать меня все время, пока я рыдала, выпуская наружу эмоции, о которых даже не подозревала. Возможно, это заняло пару минут, но, учитывая, что за последние десять лет я плакала всего пару раз, не факт. Мы стояли у входа в ресторан, не обращая внимания на людей, входивших и выходивших. Следивших за нами или нет, кто их знает.
Однако мой партнёр никуда не ушел.
Когда икота стала не такой сильной, когда я, наконец, начала успокаиваться и почувствовала, что снова могу дышать, парень пошевелил своей рукой, лежащей на моей спине. Ладонью Иван начал растирать мне спину, описывая маленькие круги. Раз, два, три, четыре, пять.