Я вздохнула и крепче обняла его.
— Я тоже тебя люблю.
— Не позволяй папе трепать тебе нервы, ладно? — мой старший брат повернул голову, небрежно поцеловал меня в макушку и отпустил. Так внезапно, что я чуть не упала.
Искоса мне было видно, как папа разговаривает с Джеймсом и Себастьяном. Пусть сбегать мне и не хотелось, но все же я не горела желанием с ним общаться.
— Поехали, Ворчун, — сказала мама, взяв меня под руку и потащив вперед; ее муж, Бен, следовал за нами, положив свою руку мне на плечо и подталкивая к стоянке.
Что я должна была сказать ей? Нет? Пожалуйста, отпусти?
Мои дорогие сестры и братья, конечно, высказали бы мне за то, что я ушла, не попрощавшись, но они наверняка бы согласились с причиной бегства.
Ритмичным шагом мы втроем добрались до «БМВ» Бена и забрались внутрь быстрее пули. Я скользнула на заднее сиденье, в то время, как Бен сел за руль, а моя мать — рядом.
Как только все три двери захлопнулись, мама закричала.
Буквально. Она орала так громко и так долго, что мы с Беном заткнули уши, глядя на нее, как на сумасшедшую.
— Я не выношу твоего отца! — взвизгнула она, как только ее крик затих. — Что с ним не так???
Я посмотрела в зеркало заднего вида одновременно с Беном, и мы оба вскинули брови, глядя друг на друга за мгновение до того, как муж «номер четыре» начал сдавать назад, чтобы выехать с парковки.
— Прости, Жасмин, мне так жаль, — извинилась мама, поворачиваясь на сидении, чтобы взглянуть на меня.
Мои брови все еще были подняты.
— Все в порядке, мам. Пристегни ремень.
Но она даже не обратила внимания на мои слова.
— Боже, мне хочется сжечь его! — понеслось. — Ты уверена, что с тобой все в порядке? — уточнила моя мать, все еще не отводя от меня глаз. На ее лице читалась странная смесь отчаяния и ярости.
— Да, я в порядке, — в данный момент. — Пристегни ремень.
— Он всегда такой? — задал вопрос Бен, проезжая сквозь всю парковку.
— Засранец? — вмешалась мама. — Да, особенно с детьми.
Мне понравилось, что она назвала нас своими детьми в разговоре с человеком, который был всего на несколько лет старше моего брата.
— Но сказать тебе, что ты трусиха? Ему повезло, что я пообещала Егозе вести себя хорошо, иначе я бы собственноручно похоронила его.
Не знаю, как можно было не улыбнуться, слушая её пылкую речь.
— Она щипала меня под столом, — сказал Бен, как будто это могло меня удивить.
Такой была моя мама. Главным защитником во веки веков.
— Извини, Жас, — пробормотал муж «номер четыре».
— Все в порядке.
— Нет, не в порядке, — снова повернулась ко мне мать. — Ты спортсмен мирового класса, а он делает вид, будто ты какая-то... маленькая девочка, которая занимается фигурным катанием ради удовольствия по выходным. И я просто сидела там, умирая внутри, в то время, как мой Ворчун вышла расстроенная наружу.
— Мама…
— Не желаю его видеть. Пока он здесь, мне лучше с ним не встречаться. Желательно вообще не лицезреть его рожу еще лет десять. Руби может побыть с ним одна. Пусть отец и не надеется встретиться с тобой вновь.
— Он все равно никогда не хотел проводить со мной время, мама. Ничего страшного. Мне жаль, что ужин затянулся.
Она прищурила свои большие синие глаза, от которых у мужчин слабели коленки.
— У меня стресс. Не знаю, почему так отреагировала. Все нормально. До сих пор мы виделись с ним один день, раз в году; я могу продолжать жить так же. Папа все равно никогда не был рядом. И не похоже на то, что ему это действительно важно, или что он потеряет сон, переживая из-за нашего разговора. Это всего лишь я.
Моя мать лишь моргала.
Мне не нравилось, что она смотрит на меня таким взглядом, особенно, когда я знала, что выгляжу отвратительно.
— Мам, серьезно, пристегнись.
Женщина не пошевелилась.
— Жас... ты же знаешь, что папа тебя любит?
Откуда это взялось?
— Он никого не любит больше, чем тебя, — продолжала она.
Я чуть не рассмеялась. Чуть. Но мне удалось молча выдержать мамин взгляд, абсолютно не соглашаясь с её словами, потому что больше не хотелось говорить об этом. Я вообще не желала говорить о нем.
И мне не нужна была жалость. По крайней мере, сейчас.
Мама наклонилась и похлопала меня по подбородку.
— Сегодня твой отец вел себя как придурок, но он любит тебя по-своему. И уж точно не меньше, чем всех остальных. Просто... Папа ошибается. Потому что тупица и узко мыслит.
На этот раз я не смогла удержаться и закатила глаза, откинувшись на спинку сиденья.
— Все знают, что Руби — его любимица, мама. Ничего страшного. Я всегда это знала.
Хмурый взгляд матери был искренним.
— Почему ты так думаешь?
Я фыркнула.
— Когда он в последний раз покупал мне билет? Каждый год папа берет билеты только для Руби. Он также несколько раз покупал билеты для Тали и ДжоДжо. А мне? Когда такое было?
Она открыла рот, чтобы возразить, но я только покачала головой.
— Все в порядке. Честно. Я не хочу больше об этом говорить. Меня все устраивает. Я знаю, что папа замкнут и думает, что любит меня по-своему. Но с меня хватит. Если он не может принять меня такой, какая я есть, я не стану заставлять его, но и менять свои мечты ради него не собираюсь.
У мамы слегка отвисла челюсть, только чуть-чуть, и она тоже покачала головой.
— Ох, Жасмин…
— Я не хочу об этом говорить. Не хочу. Ты ни в чем не виновата. Это касается только его и меня. Давай закроем эту тему, — сказала я, сомкнув глаза и откидываясь на спинку сиденья.
Наступила тишина.
Однако мне так и не удалось избавиться от грусти, которая каким-то образом смешалась с решимостью, пока я сидела в машине.
Глава 18
— Мы можем поговорить? — раздался голос отца за моей спиной.
Я застыла, прислонившись к бортику, пока наблюдала за Иваном и тренером Ли, которые спорили по поводу изменения прыжка. Мне было все равно, сделаем мы это или нет; так что просто ждала их решения. Я слишком устала и была на грани эмоционального истощения, чтобы ввязываться в споры. Поэтому стояла в ожидании, наблюдая за ними с расстояния и потягивая воду из бутылки.
И при этом не обращая внимания ни на что вокруг. Я не заметила своего отца снаружи комплекса, и совсем не ожидала, что он сумеет подкрасться ко мне сзади.
— Жасмин, пожалуйста, — тихо взмолился он, когда я повернулась, чтобы взглянуть на него через плечо. Папа обладал невысоким ростом — сто семьдесят сантиметров, худощавый, но крепкого телосложения, которое я унаследовала от него. Еще у отца были тёмные волосы, карие глаза и кожа оливкового оттенка, встречающаяся у представителей по меньшей мере дюжины стран в мире.
От него я унаследовала фигуру, цвет волос и глаз.
Однако все остальное, что не касалось внешности, дала мне моя мать... потому что папа практически всегда отсутствовал в моей жизни.
— Пять минут, — тихо произнёс отец, терпеливо наблюдая за мной.
Прошло несколько часов с тех пор, как мы пересеклись в ресторане, и я знала, что он скоро улетит. Пройдет целый год, прежде чем мы встретимся снова. Возможно, даже больше. Это был не первый его приезд в Хьюстон, когда мы толком не виделись.
Папа никогда не переживал по этому поводу, а я перестала задолго до того, как обратила внимание на этот факт.
Мне хотелось сказать ему, что у меня есть дела поважнее. Хотелось сказать, чтобы он оставил меня в покое. И, возможно, пару лет назад я бы так и поступила, если бы отец выкинул нечто подобное, как в этот раз в ресторане — на глазах у Ивана и остальной семьи.
Но если я чему-то и научилась за последние полтора года, так это тому, как непросто мириться со своими ошибками. Я узнала, как трудно было встретиться с ними лицом к лицу, и насколько сложнее оказывалось принять их. Мы все делали и говорили то, о чем потом сожалели, и чувство вины давило на наши плечи.
Но я хотела стать лучше. Для самой себя и только.
Поэтому молча кивнула.
Глубокий вздох облегчения, который издал отец, означал, что его мучение не продлилось слишком долго, хотя могло бы.
Пробираясь к выходу с катка, я надела чехлы на коньки и оглянулась через плечо, чтобы привлечь внимание Ивана. Но он все еще спорил с тренером Ли, так что я направилась прямиком к трибунам у стены. Усевшись на середину скамейки, я вытянула ноги перед собой и посмотрела на лёд, искоса наблюдая, как мой отец садится рядом, но на скамейку ниже.
Стоя на льду, мой партнёр обернулся и хмуро посмотрел на нас с катка, где разговаривал с Ли.
Иван ни словом не обмолвился во время утренней тренировки, и я была благодарна ему за то, что парень решил не обсуждать моего отца, не говоря уже о моих рыданиях у него на глазах. Моя гордость и так находилась на уровне плинтуса. Но Луков вел себя так, словно ничего не произошло. Как будто все было нормально.
И меня это устраивало.
— Жасмин, — выдохнул папа.
Я продолжала смотреть вперед.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Любовь — какое странное слово. Что же такое любовь? У каждого человека имелось своё понятие о любви и о том, что она значит для них. Довольно сложно дать определение любви. Существовали любовь в семье, дружеская любовь, романтическая любовь...
Однажды, когда я была помладше, мама одной из катавшихся со мной девочек, заметила, как моя мать дала мне подзатыльник, и очень расстроилась. Но я в этом жесте видела лишь наше с мамой единение. Она шлепнула меня, потому что я вела себя как засранка и полностью заслужила это; но я оставалась ее дочкой, и она любила меня. А еще мама прекрасно знала, что на меня не действуют её шипение и угрозы.
Галина вела себя со мной точно так же. Она научила меня ответственности. Тренер соответственно реагировала на мои бурчания и точно так же отвешивала мне подзатыльники.
Но дело в том, что они обе желали мне только лучшего. Мне хотелось, чтобы со мной были честны. Я нуждалась в их любви больше, чем в оценке своих чувств. Все потому, что всегда стремилась стать лучше. Я хотела быть лучше всех.
И никогда не желала, чтобы кто-то нянчился со мной. Мне это было не нужно, я чувствовала себя неловко. Ощущала себя слабой.