На улицах было пустынно, стояла тишина, какая может быть по вечерам только вдали от большого города. «Может, она сейчас на станции, бежит по платформе, вниз по ступенькам, виновато соображая на ходу, чтобы ей наплести мужу, какое придумать алиби. Она обязана придумать стопроцентное алиби», — подумал Берден, возвращаясь мыслями к несчастному мужу, который мечется там, в доме, то впадая в отчаяние, то на что-то еще надеясь.
Берден решил немного отклониться от маршрута и вышел на угол Табард-роуд, откуда была видна Хай-стрит и вдалеке — начало Стовертон-роуд. Последние машины разъезжались со стоянки перед гостиницей «Голубь с веткой». Торговая площадь была пуста, и лишь на Кингсбрукском мосту целовалась парочка влюбленных. В это время среди сосен мелькнул автобус из Стовертона. На минуту он скрылся из вида в низине за мостом. Взявшись за руки, влюбленные побежали на остановку, которая была в центре торговой площади, там, где раньше в рядах продавали скот. Автобус подкатил, но никто из него не вышел. Вздохнув, Берден побрел домой.
— Она до сих пор не появилась, — сказал он жене.
— Знаешь, Майк, это очень странно. Вот уж никогда бы не подумала, что такая, как она, может уйти к другому.
— А что, она такая некрасивая?
— Да нет, я бы этого не сказала, — ответила Джин. — Но понимаешь, она с виду очень скромная. Туфли на каблуках не носит, косметику не употребляет, аккуратная завивочка с металлическими заколочками, чтобы волосы не растрепались. Ну, в общем, представляешь. Наверняка ты ее видел.
— Может, и видел, — сказал Берден. — Но не запомнил.
— Нет, все-таки простенькой ее назвать нельзя, это определение к ней не подходит. У нее довольно интересное лицо, но старомодное, теперь такие увидишь только в семейных старых альбомах. Такой тип лица может не нравиться, но впечатление оставляет, его не сразу забудешь.
— Не знаю, я, например, забыл, — сказал Берден. Он решил больше не думать о миссис Парсонс, и они с женой стали обсуждать фильм.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Утром подружка не вилась над гнездом,
Не вернулась в тот день,
не прилетела потом,
Так и не вернулась она.
Уолт Уитмен. Серенькая птичкаБерден спал мало, беспокойная работа приучила его быстро высыпаться. Он считал, что после Брайтона небольшой торговый городок покажется ему тихим и скучным. Но покоя и тут не было. Сыскной полиции везде хватает дел.
В семь часов утра раздался телефонный звонок.
— Берден у телефона.
— Говорит Роналд Парсонс. Она не вернулась. И еще, мистер Берден, — она ушла без пальто.
Был конец мая, погода стояла на редкость холодная и ветреная. Резкие порывы ветра трепали шторы на окнах спальни. Берден сел в кровати.
— Вы в этом уверены? — спросил он.
— Мне не удалось заснуть, поэтому я решил просмотреть ее вещи. Убежден, что она не взяла с собой пальто. У нее их три: плащ, зимнее пальто и еще одно, старенькое, она в нем работает в саду.
Берден высказал предположение, что она могла уйти в костюме.
— У нее только одна костюмная пара, — Парсонс любил вышедшие из употребления выражения. — Она висит у нее в шкафу. Жена, наверно, надела новое ситцевое платье, — он замолчал и откашлялся, — которое недавно себе сшила.
— Хорошо, я сейчас оденусь и заеду за вами, — сказал Берден. — Ждите меня через полчаса, вместе поедем в участок.
Парсонс был выбрит и тщательно одет. В маленьких его глазах застыл ужас. Чашки, из которых они накануне пили чай, сушились на самодельной полке для посуды, сколоченной из деревянных дощечек. Берден удивился, насколько сильна была в Парсонсе привычка соблюдать внешние приличия. Несмотря на беду, он был подтянут и даже привел в порядок дом.
Берден старался не пялиться на убогую обстановку малюсенькой кухоньки: на чугунный котел в углу, старую газовую плиту на ножках, столик, покрытый зеленой клеенкой. Ни стиральной машины, ни холодильника он тут не заметил. Краска на стенах облупилась, все было покрыто рыжей ржавчиной, и потому казалось, что кухня грязная. Только приглядевшись, можно было убедиться в том, что здесь все, до мельчайших предметов кухонной утвари, старательно начищено и вымыто. На это хватило минуты, пока Парсонс не повернулся к нему.
— Вы готовы? — спросил Берден. Парсонс запер входную дверь огромным ключом. Его рука дрожала.
— Вы взяли с собой фотографию?
— Она у меня в кармане.
Когда Берден проходил мимо столовой, ему снова бросились в глаза книги в красных, желтых и черных обложках. Теперь, когда стало известно, что и утром она не появилась, Вердену пришла в голову странная мысль: а не может ли так случиться, что их Табард-роуд суждено войти в хронику трагических историй, наряду с прочими, уже описанными в этих книжках? Не появится ли когда-нибудь книжонка, описывающая историю исчезновения Маргарет Парсонс, где с такой же яркой обложки будет смотреть на читателя искаженное от ужаса лицо Парсонса? Лицо убийцы ничем не отличается от лица обычного человека. В этом весь ужас. Это еще страшнее, чем если бы оно было отмечено печатью Каина и все сразу видели, что этот человек — убийца. Парсонс? Он, пожалуй, и сам мог ее убить, ведь он неплохо для этого теоретически подготовлен, о чем свидетельствуют руководства по криминалистике, которые он почитывает. Да, но одно дело теория, а другое — практика. Между ними пропасть, Берден отогнал от себя бредовые мысли и вышел за Парсонсом на улицу.
Кингсмаркхэм пробудился ото сна и жил полной жизнью. Магазины еще не открылись, но уже два часа как ходили автобусы. Временами солнце пробивало сине-белые набухшие от дождя тучи, и капельки падающей на землю влаги бриллиантами играли в его лучах. Очередь на автобус протянулась до самого моста. На станцию спешили мужчины, поодиночке и парами, все предусмотрительно прихватили с собой зонтики и были при котелках. Они ехали на работу в Лондон, и ежедневное путешествие — час туда и час обратно после работы домой — было им привычно в любую погоду.
Берден притормозил у перекрестка, пропуская трактор, окрашенный в ярко-оранжевый цвет, который направлялся в сторону главного шоссе.
— Жизнь продолжается, — сказал Парсонс.
— Что поделаешь, — ответил Берден. — Да так оно и лучше, это помогает держаться, не дает впасть в отчаяние.
Как заведено, полицейский участок находился на окраине, на самом въезде в город, символизируя собой сторожевой форпост города. Здание было новое, белое и квадратное («Ни дать ни взять, коробка из-под мыла», — подумал Берден), да еще местами раскрашенное под галантерейную живопись, что уж совсем было не к месту. Над зданием высились могучие вязы, а в двух шагах от него находился последний дом эпохи Регентства, историческая достопримечательность города. На этом фоне полицейский участок нахально сверкал неуместной белизной, как грубый инородный предмет, небрежно брошенный посреди нежно-зеленой лужайки.
Так совпало, что строительство полицейского участка было закончено как раз к тому моменту, когда Вердена перевели на службу в Кингсмаркхэм, и до сих пор несуразный облик дома в окружении старинных сооружений его травмировал. Берден решил проследить за тем, какое выражение лица будет у Парсонса, когда он перешагнет порог участка. Что отразится на его лице — страх или обычная для среднего обывателя настороженность? Но Парсонс с почтением перешагнул порог столь уважаемого заведения.
Интерьер тоже не радовал глаз Вердена. Он совершенно не вязался с тем, что люди обычно ожидают увидеть в подобных местах: убедительную, солидную мебель темного дерева, линолеум, зеленое сукно и коридоры, в которых эхом отдаются шаги. Преступникам такие помещения внушают страх, а люди невиновные чувствуют в них себя уверенней. Вместо этого посетители попадали в зал, отделанный мрамором и керамикой, по которой были пущены размытые цветовые пятна, похожие на масляные; тут же помещалась яркая доска для объявлений с кнопками наподобие разноцветных пуговиц, а черная стойка дежурного была спроектирована в форме полукруга и занимала добрую половину зала. Естественно, что такое зрелище должно было внушать мысль о том, что в этом заведении превыше всего ценится порядок и гармония формы и что для главного инспектора Уэксфорда безупречность собственного послужного списка важнее судеб людей, мужчин и женщин, которых пропускали сюда сверкающие стеклянные двери.