Уэксфорд взглянул на сидевшего напротив него затихшего Друри. Затем снова принялся рассматривать фотографию, заслонив ее ладонью от Друри, чтобы тот не видел. Когда в кабинет вошел Берден, он застал Уэксфорда склоненным над школьным групповым портретом. Его чай давно остыл.
Было почти три часа ночи.
— К вам мисс Типпинг, — сказал Берден.
Уэксфорд выбрался из потонувшего в солнечных лучах густого сада, положил сверху на снимок папку и сказал:
— Хорошо, пусть войдет.
Джанет Типпинг оказалась полненькой, крепкой девушкой. Волосы ее были высоко зачесаны и взбиты, и вдобавок густо залеплены лаком. Из-под начеса на них смотрело глупое лицо, в глазах были недоверие и неприязнь. Она мельком взглянула на Друри, при этом тупое выражение ее лица ничуть не изменилось.
— Нет, я его не узнаю, — сказала она. — Ну и вообще, это же давно было.
«Не двенадцать же лет назад, — подумал Берден, — прошло ведь всего четыре дня».
— Может, я его обслуживала. То есть я хочу сказать, что я многих кого обслуживаю, посетителей у нас много, все ребята к нам ходят пить пиво…
Друри умоляющими круглыми глазами смотрел на нее, не отрываясь, в надежде, что в ее утомленном, сонном мозгу его красноречивый взор зажжет искорку памяти.
— Слушайте, я вовсе не хочу, чтобы из-за меня кого-нибудь повесили, — сказала она.
Она подошла к Друри поближе и уставилась на него, как на диковинную музейную редкость, чудище под стеклянным колпаком. Затем она отошла и отрицательно покачала головой.
— Вы же должны меня помнить! — закричал Друри. — Ну, пожалуйста, вспомните меня, постарайтесь, я вам все отдам, только вспомните! Как вы не понимаете, это так важно для меня, это для меня всё!
— Ой, только не надо, — испуганно сказала девушка. — Я очень старалась вспомнить, у меня прямо голова кругом идет, но не получается у меня, — она жалобно посмотрела на Уэксфорда и спросила: — Можно я пойду?
Телефон зазвонил в тот момент, когда Берден выпроваживал ее за дверь. Он поднял трубку и передал ее Уэксфорду.
— Да, да… Конечно, везите, она здесь нужна… Мартин звонил, — сказал Уэксфорд Вердену, когда они вышли за дверь. — Миссис Друри сказала, что купила косынку в понедельник днем.
— Из чего вовсе не следует, что… — начал Берден.
— Не следует, и, кроме того, Друри во вторник вечером попал домой после семи тридцати вечера. Она хорошо это помнит, потому что ждала с нетерпением помидоры, которые ей были просто необходимы. Она хотела к чаю сделать салат. Так что, если он все это время не душил миссис Парсонс, Майк, значит, он чертовски долго сосал свою пинту пива. И потом, если он абсолютно невиновен, то почему он так обезумел от страха?
— Из чего вовсе не следует, что… — повторил Берден.
— Знаю, знаю, Майк. Миссис Парсонс больше нравились глупенькие несмышленыши, ты это хочешь сказать?
— Полагаю, сэр, в саду не удалось ничего обнаружить?
— Пяток гвоздей, около центнера крошеного кирпича, а также игрушечную машинку, — сказал Уэксфорд. — Друри должен быть нам благодарен. Теперь ему не надо будет вскапывать огород осенью.
Они вернулись в кабинет. Друри сидел, не шелохнувшись, лицо его было красным и блестело, как будто бы с него сняли кожу.
— Долго же вы пили пиво, Друри, — сказал Уэксфорд. — Домой, как нам стало известно, вы приехали позже половины седьмого.
Друри промямлил, еле шевеля губами:
— Я хотел забрать овощи, тот пакет. Долго сидел. В шесть сильное движение. А я не привык выпивать и боялся сесть за руль. Я хотел найти где-нибудь Спелмана.
«Всего-то пол пинты, и он боялся, бедняга, сесть за руль…» — подумал Берден.
— Когда вы впервые возобновили свои отношения с миссис Парсонс?
— Я же говорил вам, никаких отношений у меня с ней не было. Я ее вообще не видел двенадцать лет. Потом однажды еду по Хай-стрит, а она идет. Я остановил машину и начал с ней разговаривать.
— Вы ревновали ее к мистеру Парсонсу, не так ли?
— Я его не знал, мы с ним не были знакомы, никогда.
— Я думаю, вы стали бы ревновать ее ко всякому, кто бы на ней ни женился. Вам необязательно было даже видеть и знать того человека. Согласитесь, что вы встречались с миссис Парсонс, катали ее на своей машине. Ей это надоело, и она пригрозила вам, что расскажет все вашей жене.
— А вы мою жену спросите, пойдите, спросите у нее, изменял я ей когда или нет. Она скажет, что я ей никогда не изменял. У нас с ней счастливый брак.
— Ваша жена скоро будет здесь, Друри. Она уже в дороге. Вот мы ее и спросим.
Всякий раз, когда звонил телефон, Друри вздрагивал. И теперь, когда снова после долгого перерыва раздался звонок, Друри вздрогнул всем телом и застонал. Уэксфорд, с нетерпением ожидавший этого звонка целых четыре часа, только слегка кивнул Вердену, чтобы тот снял трубку.
— Сейчас, — сказал тот.
Сообщение стенографировал Брайант. Похожие на паучков иероглифы стенограммы торопливо ложились на бумагу. Уэксфорд закончил разговор с шефом полиции штата Колорадо и теперь, уже не вслушиваясь в слова, произносимые с характерным тягучим американским акцентом, забыв про наушники, смотрел, как у него на глазах возникают затейливые значки закодированных слов письма миссис Парсонс.
К четырем часам ночи оно было расшифровано. Уэксфорд был спокоен, но Берден знал, что за внешним спокойствием скрывалось волнение. Уэксфорд прочел письмо еще раз. Мертвые, холодные слова, отпечатанные на официальном бланке, вдруг заговорили человеческим голосом, зажили суетливой, нелегкой жизнью женщины из их тихого, провинциального уголка. Здесь, в кабинете полицейского участка, среди безликой мебели и шкафов с папками, этой ночью произошло то, что не случилось за все время, пока расследовалось дело, — это ночью, казалось, на какой-то момент миссис Парсонс ожила, возникла, наконец, из окутывавшей ее тайны как живой человек, со всеми ее сомнениями и страхами. Писала она просто, в ее словах не было ничего драматического, возможно, лишь слабый намек на совсем незначительную, маленькую личную трагедию, да и то как-то вскользь, но сама судьба этой женщины превращало письмо в документ страшной силы, полный скрытого смысла, последнее живое свидетельство ее внутренней душевной борьбы.
Уэксфорд читал: «Милая Энн, воображаю, как ты удивилась, прочитав мой новый адрес. Да, мы опять вернулись сюда и живем совсем недалеко от школы, всего в нескольких милях от нашего родного старого коттеджа. Нам пришлось продать тетин дом, мы потеряли на этом много денег, и поэтому, когда Рону подвернулась тут работа, мы решились на переезд. Принято считать, что в сельской местности жизнь обходится дешевле, но должна тебе сказать, что до сих пор мы этого не заметили.
Я помню, как вы все относились к Флэгфорду, но что касается меня, то мне даже нравится здесь жить. Правда, мне одно время было не приятно вспоминать Флэгфорд, ты знаешь из-за чего, поверь мне, Энн, я не вру, — Дун и вся та история наводила на меня жуткий страх. Поэтому можешь себе представить мое неудовольствие, когда мы неожиданно столкнулись нос к носу, ровно через две недели после того, как мы с Роном здесь обосновались. И хотя я уже не та девочка и с тех пор прошло немало лет, я до сих пор чего-то боюсь и испытываю отвращение. Я сказала, что лучше будет, если мы все забудем, это мое желание. Да, я так хочу, но Дун и слышать об этом не хочет. Говорит, что не может жить без меня. Но вообще приятно, когда тебя катают в роскошной комфортабельной машине и угощают обедами в шикарных ресторанах в отелях.
Поверь мне, Энн, между нами все осталось, как раньше, только дружба, ничего более. Когда я и Дун были моложе, нам и в голову не приходило, что это может перейти во что-то другое. Во всяком случае, так думала я. Сама мысль о том мне мерзка и отвратительна. Дун говорит, что ждет от меня только чистой дружбы, но все равно я ощущаю в этом что-то противное, нехорошее.