— Простите, говорит он. Я допустил ошибку?
— Мы с этой юной леди не родственники, просто говорю я. Он кивает.
— Тогда могу я предложить этой паре бесплатную закуску сегодня вечером? спрашивает он, постепенно приходя в себя.
— Было бы прекрасно, говорю я.
Он принимает наши заказы на напитки, а затем возвращается с тарелкой тонко нарезанных и обжаренных цуккини.
— Вау, мурлычет Татум, когда он снова уходит. Я подаю ей немного цуккини, прежде чем положить себе. — Это выглядит восхитительно, папочка.
Я фыркаю, готовясь к уколу вины, которого так и не последовало. Игривая манера, с которой она только что произнесла слово «папочка», отличается от того, как она говорит о своем отце. В этом есть игривость.
— Ты выглядишь восхитительно, малышка. Теперь ешь свои овощи.
— Да, сэр. Она шутливо отдает честь, и дразнящий блеск в ее глазах почти вызывает у меня желание позвать официанта и сказать ему, что вы чертовски правы, я ее папочка.
ГЛАВА 6
Tатум
Я чувствую себя принцессой. Нет, все гораздо лучше, потому что это не какая-то сказка. Это я и этот красивый, невероятный мужчина гуляем по парку, смеемся и едим, клянусь, лучшее мороженое в рожках, которое я когда-либо пробовала. Или, может быть, это просто так вкусно из-за компании. Лукас наблюдает за моим ртом, пока я облизываю десерт с чуть большим энтузиазмом, чем необходимо.
— Я чувствую, что о человеке можно многое сказать по тому, какое мороженое он заказал, говорю я.
— Это так? Он медленно отхлебывает из своего клубничного молочного коктейля.
— Что говорит обо мне мой заказ?
— Ну, молочный коктейль — это практично, классически и, возможно, немного безопасно.
Он смеется. — Безопасно?
— Конечно. Я здесь, перемазываю пальцы шоколадом, готова рискнуть испачкать платье на этом свидании ради того, чтобы получить то, чего я действительно хочу. А ты просто пьешь свое мороженое в виде коктейля.
— Кто сказал, что это не то, чего я действительно хочу? Он замолкает, и я оглядываю его с головы до ног. Он точно не похож на парня, который идет на компромисс, когда это действительно важно.
— Справедливо. Я восхищаюсь тем, что ты выбрал клубничный, что ты не побоялся чего-то розового.
Он снова смеется. — И что о тебе говорит твой рожок?
— О, снисходительный и психически неуравновешенный, говорю я, ухмыляясь. Он усмехается.
— Принято к сведению. Хотя выглядит неплохо.
— Хочешь поменяться? Спрашиваю я, протягивая ему рожок.
— Конечно, говорит он и мы так и делаем. Он облизывает мое мороженое, а я пью его молочный коктейль.
Мы идем дальше, пока не подходим к маленькому мостику с видом на пруд. Я прислоняюсь к перилам. Он бочком подходит ко мне, и все кажется идеальным.
Слишком идеальным.
— Почему я тебе нравлюсь? Спрашиваю я его.
Он поворачивается ко мне с удивленным видом. — Что, черт возьми, это за вопрос?
— Серьезный вопрос. Я имею в виду, не похоже, что у нас с тобой много общего, кроме того, что ты горячий, а я очаровательна.
— Я думаю, из нашей переписки становится ясно, что я нахожу тебя сексуальной и очаровательной.
Мое лицо вспыхивает. Да, я полагаю, это так…
— Просто развесели меня, Лукас.
Я ненавижу себя за то, что чувствую необходимость задать ему этот вопрос. Я не испытываю неуверенности в большинстве вещей, о которых беспокоятся девочки моего возраста. Мне нравится мое лицо, и я примирилась со своим телом до такой степени, что мне нравится носить одежду, подчеркивающую мои изгибы. Дело не в достоинстве. Дело в доверии. Как бы я ни ненавидела давать кому-либо еще контроль над своими чувствами, я не могу отрицать, что то, что меня бросили родители, не оставило нескольких шрамов и болячек.
Он откусывает от своего рожка с мороженым и долго жует.
— Ты мне нравишься, потому что, находясь с тобой, я чувствую то, чего не испытывал долгое время.
— Какие чувства?
— Надежда, для начала. Ты заставляешь меня захотеть представить себе будущее; это то, чего я не позволял себе делать с тех пор, как попал…
И сегодня у меня было собеседование на новую работу, и я почти уверен, что именно из-за тебя я ее получил.
— Подожди, правда? Это потрясающе. Расскажи мне все.
Он предлагает мне нижнюю часть рожка с мороженым, а затем вытирает руки салфеткой. — Это всего лишь столярная работа по программе возвращения заключенных. Но это приличные деньги, и я буду работать руками.
— Хорошо. Тебе нужно обставить свое новое жилище. Может быть, ты сможешь сам сделать какую-нибудь мебель.
— Это было бы не в первый раз.
— Нет?
Он качает головой, достает из кармана свой сотовый телефон, прокручивает и поворачивает экран ко мне. Посмотрев вниз, я вижу искусно сделанный стол из блестящего темного дерева и набор из четырех стульев.
— Ты сам это изготовил? Спрашиваю я. Это выглядит как фотография из мебельного каталога, и к тому же необычная.
— Ага, подтверждает он, и я вижу, как он весь светится от гордости в свете его телефона. Это то, в чем он хорош.
— Тогда зачем работать на кого-то другого? Почему бы просто не продолжать делать подобные вещи самостоятельно и продавать их?
— Материалы дорогие, а эти изделия невероятно трудоемкие. К тому же, у меня нет мастерской, так что… Лукас пожимает плечами. — Каждый должен с чего-то начинать. Итак, я начинаю сначала.
— Ну, я думаю, это фантастика. Но что ты имел в виду, когда сказал, что получила работу из-за меня?
Он засовывает руку в карман. — Ты напомнила мне, каково это — бороться за то, чего я хочу. И прямо сейчас я хочу быть тем мужчиной, которого ты заслуживаешь.
У меня сжимается грудь. Я прижимаюсь лбом к его груди и вздыхаю от удовольствия, когда он проводит пальцами по моим волосам. Всю свою жизнь я упорно боролась за то, чтобы оставаться позитивной перед лицом боли и отвержения. Нелегко увидеть луч надежды в любой ситуации, но мысль о том, что я могла бы вдохновить такого хорошего человека, как Лукас, мечтать о будущем для себя, того стоит.
— Ты когда-нибудь сделаешь что-нибудь для меня? спрашиваю я его.
— Конечно, говорит он. — Все, что ты захочешь.
— Все, что угодно? Я поднимаю на него взгляд с дерзкой ухмылкой.
Но он торжественно кивает, как будто это клятва.
— Все, что угодно.
Я постукиваю кончиком пальца по подбородку. — Может быть, постель, говорю я, не желая наводить на размышления, но его губы все равно изгибаются.
— Это доставит мне удовольствие, говорит он.
— Я думаю, ты имеешь в виду наше удовольствие.
Он прижимается губами к моим. Я раскрываю губы, позволяя шоколаду и ванили смешаться с клубникой и сливками. Как раз в тот момент, когда мои колени вот-вот подкосятся, он отстраняется с серьезным выражением лица.
— Послушай, Татум, возвращаясь к твоему вопросу…
— Не беспокойся об этом.
— А теперь подожди. Он проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Я понимаю, что в твоей юной жизни тебе пришлось несладко. Многие люди, которые не прошли и четверти того, через что прошла ты, оказались и вполовину не такими хорошими. И все же, каким-то образом, ты оказалась доброй в этом невнимательном мире. Ты могла быть холодной, но ты, черт возьми, олицетворенный луч солнца. Почему ты мне нравишься? Потому что ты могла бы быть маленьким серым дождевым облачком, но вместо этого ты — взрыв красок. Вот почему.
Я стою там, совершенно не находя слов, с отвисшей челюстью. Но там, где мой голос подводит меня, мое тело берет верх. Схватив его за узел галстука, я притягиваю его губы к своим. Мы целуемся и целуемся, крепко прижавшись телами друг к другу, пока металлический звон собачьего поводка не возвращает нас на Землю.
— Думаю, мне, наверное, стоит отвезти тебя домой. Лукас берет меня за руку, когда мы идем обратно к его грузовику. Я плыву рядом с ним, мой разум плывет, а тело пульсирует с каждым шагом. Лукас видит мои шрамы. Он видит, где я наиболее чувствительна, и обращается с этими областями с той нежностью, которой они требуют, как будто он всегда знал, где они находятся.