Квартира старая, и тот, кто жил здесь ранее, точно не помогал с ремонтом. Краска отслаивается, на стенах дыры и пятна от того, где висели картины. Дверцы шкафчиков почти слетели с петель, а линолеум на столешнице истерт до чертиков. Ковер нужно будет заменить, и даже не заставляйте меня начинать с ванной.
Но я никогда в жизни не был так счастлив, переехав в квартиру.
— Я и не подозревала, что здесь есть дыра, говорит Татум, рассеянно проводя пальцем по дыре в стене.
— Осторожно, — говорю я, не задумываясь. Она вытягивается по стойке смирно, и я вижу, как на ее щеках появляется симпатичный румянец.
— Прости, папа, — бормочет она. Я напрягаюсь, слова звучат слишком близко к истине. Она продолжает свой небрежный осмотр квартиры, но я не смотрю на комнату. Я смотрю на нее и на то, как послеполуденное солнце освещает ее кожу.
— Я просто благодарен за то, что я здесь, Татум, говорю я, придвигаясь к ней еще ближе. — Я благодарен вам за всю ту помощь, которую вы мне оказали.
Она пожимает одним плечом: — Ну, я подумала, почему бы не помочь кому-нибудь, если я могу? Она улыбается, и когда она это делает, комната озаряется светом. — Хотя, я думаю, тебе действительно следует поблагодарить мою тетю Нину.
Я смеюсь. — Я так понимаю, я прошел ее тест на чайных листьях, да?
Татум улыбается, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Думаю, да. Теперь я достаточно близко, чтобы чувствовать ее запах, цитрусово-сладкий, как апельсины. — Нам нужно купить тебе кое-какую мебель.
— Я справлюсь, говорю я. Но она только машет рукой.
— Нет, у меня есть идея. Пойдем со мной.
И она берет меня за руку.
Мы держимся за руки всю дорогу до моего грузовика. Я помогаю ей забраться в кабину, прежде чем забраться на водительское сиденье, мое сердце колотится в груди, как молот. Она объясняет мне дорогу, и мы слушаем радио с опущенными стеклами, пока она не велит мне съехать с главной дороги. День ясный и погожий, в воздухе сладко пахнет опавшими листьями. Скоро похолодает, но не сейчас.
Мы сворачиваем на длинную грунтовую дорогу, и я вижу самодельную вывеску с надписью — Распродажа: суббота, с 10 до 4., и до меня доходит.
— Это один из моих клиентов, объясняет она. — Вообще-то, мой первый клиент. Недавно умерла его бабушка, и они пытаются распродать всю мебедь.
Я крепче сжимаю руль.
— Жаль это слышать, говорю я, стараясь, чтобы напряжение не просочилось в мой тон.
— Дом продали только на прошлой неделе, так что им нужно вывезти все ее вещи.
— Он сказал тебе все это во время стрижки?
Боковым зрением, я вижу, как она поворачивает ко мне голову.
— Разговаривать с моими клиентами — половина работы, говорит она, и, клянусь, я слышу ее улыбку.
Я паркуюсь рядом с несколькими другими машинами, а затем помогаю Татум выбраться. Наши ботинки хрустят по гравийной дорожке, ведущей к входной двери. Это довольно симпатичный дом, скромных размеров, и как только мы переступаем порог, нас встречают теплыми приветствиями, якобы, от внука.
— Привет, малыш. Он обнимает Татум, и я чувствую, как у меня волосы встают дыбом. — Рад тебя видеть.
— Хотелось бы, чтобы это было при лучших обстоятельствах, говорит она. — Лукас, это Саймон. Саймон, это Лукас Янг. Он только что переехал в квартиру, которую сдает моя тетя Нина.
— Приятно познакомиться с вами, сэр, говорит Саймон, пожимая мне руку. Он моложе меня, возможно, всего на несколько лет старше Татум. Немного неуклюжий, как щенок, у которого еще не выросли лапы.
Я крепко пожимаю ему руку.
— Взаимно, сынок.
Он несколько раз разжимает и сжимает кулак, затем говорит: — Как я и сказал Татум, все продается. Просто сделай предложение. Вещи побольше, если вы сможете вытащить их сами, можете взять за половину, потому что в противном случае нам просто придется заплатить кому-нибудь, чтобы они их вывезли.
— Спасибо, Саймон, говорит Татум. — Я действительно ценю это.
— В любое время. Он улыбается ей так, что у меня закипает кровь.
Я беру Татум за руку, и она подходит ближе ко мне, достаточно близко, чтобы я мог чувствовать тепло ее тела, прижатого к моему боку.
— Мы просто пойдем посмотрим. Я натянуто улыбаюсь Саймону, который бросает не такой уж и скрытный взгляд на наши соединенные руки.
— Конечно, говорит он.
Мы так и делаем.
— Только посмотри на все это, говорит Татум, когда мы направляемся в столовую. На крепком дубовом столе и четырех стульях прикреплен листок бумаги с надписью «Все за 200 долларов», но он также уставлен посудой с различными узорами.
Но стол может подождать.
— Давай посмотрим спальни, говорю я и веду ее по длинному коридору. Здесь две спальни, и в обеих продаются кровати с каркасами. Лично мне нравится гостевая кровать с латунным каркасом. Образ Татум, привязанной к каркасу кровати, мелькает у меня в голове. Я с трудом сглатываю и отталкиваю его.
— О, как красиво, мурлычет она. — Мы могли бы купить тебе новое покрывало, что-нибудь более мужское, чем розовые цветы.
— Что, если мне нравятся розовые цветы?
Татум ухмыляется. — Тогда, во что бы то ни стало, сохрани постельное белье покойницы.
Она постукивает ногтями по такому же латунному столику со стеклянной столешницей, и я думаю, может, я возьму все это. И комод из потертого белого дерева.
— Но сначала тебе действительно стоит протестировать матрас, говорит она, забираясь на кровать и ложась.
— Туфли, говорю я, и она скидывает их, прежде чем продолжить. Она переворачивается на бок, подпирает голову рукой и улыбается мне. В одном я чертовски уверен: она уже не тот подросток с ангельскими щечками, которому я начал писать четыре года назад. Приглашение в ее взгляде безошибочно угадывается.
Я ничего не могу с собой поделать. Я сажусь на матрас рядом с ней.
— Он немного пружинистый, говорит она, слегка подпрыгивая, так что ее грудь трясется в пределах футболки. Я заставляю себя отвести взгляд, прежде чем она поймает мой пристальный взгляд. Но не я испытываю дискомфорта.
— Мне этого вполне хватит.
Кровать, матрас, столик, комод и набор посуды на каждый день — вот что мы приобретаем для меня. И для нее…
Я замечаю маленькое кольцо с изумрудом, оправленное в тонкую золотую полоску, и думаю, что оно идеально смотрелось бы на ее пальце. Когда я спрашиваю Саймона, сколько это стоит, он говорит, что шестьсот баксов.
— Это семейная реликвия, говорит он. — Настоящее золото в двадцать четыре карата. Вы понимаете.
— У меня есть… я перебираю наличные, пока Татум грузит коробку с посудой в грузовик. — Осталось три сорок. Могу я принести тебе остальное позже днем?
Саймон переводит взгляд с меня на Татум и складывает свои костлявые руки на груди.
— Я так не думаю, чувак, говорит он. Мне не нужен экстрасенс, чтобы сказать мне, что он просто упрямится, потому что не хочет, чтобы я подарил кольцо Татум.
— Без проблем. Я направляюсь к грузовику, где комод ждет погрузки. Я поднимаю его и возвращаю Саймону. — Вот, раздраженно говорю я, кладя его прямо перед ним. Фигурка тяжелая, из цельного дерева, но последние шесть лет я занимался лишь поднятием тяжестей, и это заметно. — Я возьму кольцо вместо этого.
Я кладу оставшуюся сумму наличными на комод и ухожу с кольцом.
Дорога обратно в дуплекс, кажется, короче, чем поездка на распродажу недвижимости, поскольку мы с Татум расспрашиваем друг друга о том, что нам нравится больше всего.
— Хорошо, хорошо, взволнованно говорит она. — Любимый фильм всех времен?
— Хм, хмыкаю я, размышляя. — Наверное, Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид.
Она закатывает глаза. — Это такие стариковские слова.
Я смеюсь во весь голос. — Старые? А теперь послушайте, юная леди…
— Ладно, может, и не старые, может, просто… среднего возраста.
— Вот это уже лучше.
Она высовывает язык.
— Засунь свой язык обратно в рот, говорю я с ухмылкой, — или я заставлю тебя им воспользоваться.