— Ты вставляешь свой большой член туда, где сейчас находится эта игрушка. Другой рукой она потирает свой клитор, вводя игрушку в свою киску и вынимая ее.
— Я хочу, чтобы ты кончила для меня, Татум. Будь хорошей девочкой и кончи для меня.
— Да, хнычет она, — Да…
Все ее тело напрягается, и она издает тихий вскрик, прежде чем ее сотрясает сила оргазма. Ее бедра дрожат. Вид ее оргазма доводит меня до предела, выстреливая струи спермы на обнаженную поверхность моего живота.
Ее груди вздымаются, когда она задыхается, переводя дыхание. Я наблюдаю, как игрушка выскальзывает из ее киски на матрас. Она остается там, обнаженная передо мной, с томной улыбкой на своем великолепном лице. Я не могу не улыбнуться в ответ, любуясь татуировками по всему ее телу, потрясающими произведениями искусства на прекраснейшем холсте.
— Боже, Татум, это было…
— Я знаю, говорит она. — Это действительно было так.
Ее поза внезапно меняется. Я слышу, как Нина зовет ее откуда-то из другого конца дома. Она быстро встает и подбегает, чтобы схватить телефон. — Мне нужно собираться на работу.
— Чертовски жаль. Я смеюсь. Она закусывает губу, напряжение окрашивает ее черты. — Что случилось, детка?
— Ничего, я просто… Она нервно проводит рукой по волосам. — Послушай, это не сделает ситуацию неловкой, верно? Ты не собираешься избегать меня сейчас, не так ли?
Я морщу лоб. — С чего бы мне избегать тебя?
Она кладет телефон так, что я смотрю прямо на ее потолочный вентилятор, слушаю шелест ее одежды, когда она одевается.
— Я не знаю, говорит она за кадром. — Наверное, я просто волнуюсь или что-то в этом роде. Парни могут быть такими, ты знаешь? Я видела, как это случалось с подругами. Ты даешь им попробовать, и они теряют интерес.
— Возможно. Но я не мальчик, я мужчина, и я думаю, что ты самая необыкновенная женщина, которую я когда-либо знал.
Она поднимает трубку, щеки ее пылают от комплимента. — Ты так считаешь?
— Я действительно так считаю.
Она улыбается, и это озаряет мир. Я, блядь, влюбляюсь в эту девушку. Нет, это неправда. Я начал влюбляться давным-давно.
— Ладно, говорит она удовлетворенно. — Мне пора идти.
— Могу я пригласить тебя куда-нибудь? Быстро спрашиваю я. — На свидание?
— Конечно, я бы этого хотела.
Я держу телефон в руке еще долго после того, как она уже ушла на работу, как будто я держу частичку ее, что — то, что поможет мне продержаться, пока я не смогу держать ее в своих объятиях — по-настоящему.
Я выбираю высококлассный итальянский ресторан, в котором для нашего свидания требуется блейзер. Я чувствую себя легкомысленным подростком, совершающим смехотворно короткий путь от моего крыльца до ее двери.
Татум открывает дверь прежде, чем я успеваю поднять руку, чтобы постучать, одетая в желтый сарафан в черный горошек под черным укороченным свитером, черные туфли на массивных каблуках и белые носки. Она великолепная модель в стиле пин-ап.
— Это для меня? спрашивает она, широко раскрыв глаза, когда рассматривает букет роз на длинных стеблях, который я держу в руках.
— Конечно. Я передаю их ей, и она зарывается лицом в мягкие лепестки, вдыхая их аромат.
— Большое спасибо, говорит она. — Они прелестны.
— Ты тоже.
— Это Лукас? Нина зовет изнутри.
Татум добродушно закатывает глаза. — Да, Нина.
— Что ж, пусть он войдет и поздоровается!
Татум со вздохом отступает назад и широко распахивает дверь. Я вхожу внутрь, ерошу пальцами волосы, прежде чем пройти вглубь квартиры. Из кухни появляется Нина в развевающемся красном кимоно, одной рукой она нежно обнимает Марцелла.
— Ну, привет, мистер, говорит она. Я встречаю ее на полпути, когда она наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Приятно снова тебя видеть, говорю я Нине, прежде чем обратиться к геккону. — И тебе тоже, приятель.
— Марцеллус борется с линькой, объясняет Татум, ставя розы в вазу с водой. — Нина помогает ему снять оставшуюся кожу.
— И он получит небольшое угощение за то, что был таким хорошим мальчиком, с нежностью говорит Нина ящерице, прежде чем отправиться обратно на кухню. Я следую за ними, наблюдая, как Нина открывает банку с детским питанием — грушевым пюре. Она макает ватную палочку в кашицу и протягивает ее Марцеллу, чей длинный язык немедленно высовывается, чтобы слизать ее. Это настолько абсурдно, что я не могу удержаться от смешка.
— Розы, говорит Нина, одобрительно кивая. — Приятный штрих.
— Лукас очень милый. Татум ставит наполненную вазу на кухонный стол.
— Теперь, когда Марцеллус поужинал, говорит Нина, поворачиваясь ко мне, — куда вы двое направляетесь?
— У нас заказан столик на семь часов.
— И вот я здесь, болтаю без умолку. Нина машет руками, выгоняя нас из квартиры.
— Идите, идите, наслаждайтесь, и не делайте ничего такого, чего не сделала бы я.
— В меню почти ничего не осталось.
Татум целует Нину в щеку, прежде чем я успеваю заметить, как они заговорщицки улыбаются друг другу, а затем мы выходим за дверь.
Я беру ее за руку, и мы направляемся к моему грузовику. — Ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо, говорит она. — Ты тоже… э — э, я имею в виду, красивый.
Я смеюсь, останавливаясь, когда она подходит к почтовому ящику.
— Подожди секунду. Она роется в своей сумочке. У меня кровь стынет в жилах, когда я вижу, как она достает из сумки письмо, адресованное ее отцу в исправительную колонию.
Тому, кто не отвечает.
Я хочу остановить ее, но не могу придумать достаточно веской причины, которая не показалась бы подозрительной. Она опускает письмо в почтовый ящик, и у меня пересыхает во рту.
— Хорошо, говорит она, — теперь мы можем идти. Я просто хотела передать это письмо своему отцу. Я киваю, потому что не знаю, что сказать. — Это странно. Он давно не отвечал.
Я сглатываю, преодолевая комок в горле.
— Доставка почты внутри может быть немного беспорядочной. Полуправда ощущается как камень в желудке.
— Верно, говорит она. — В этом есть смысл. Состояние американской тюремной системы плачевно, поэтому я уверена, что такую простую вещь, как доставка почты, довольно легко нарушить.
И снова я просто киваю, потому что знаю, что первое правило лжи — держаться как можно ближе к правде. Я чувствую себя мудаком. Но я отбрасываю это чувство в сторону, ради Татум, или так я говорю себе. Я хочу, чтобы этот вечер был идеальным для нее. Я хочу, чтобы это был вечер, о котором она будет вспоминать с нежностью и удовольствием, потому что это меньшее, чего она заслуживает.
— Никто никогда раньше не дарил мне цветов, тихо говорит она, глядя в окно моего грузовика, пока мы едем к ресторану. — Я не считаю растение алоэ вера, которое тетя Нина дала мне от солнечных ожогов прошлым летом.
— Я рад, что они тебе понравились. Я чувствую странную нервозность, когда заезжаю на парковку ресторана. Я просто так отчаянно хочу, чтобы сегодня вечером все прошло как надо. Наблюдая, как она отправляет это письмо, когда мы уезжали, у меня возникло неприятное ощущение, что все обречено пойти наперекосяк.
Нет. Нет. Я качаю головой и обхожу вокруг, чтобы помочь Татум выбраться из грузовика.
— Спасибо. Она улыбается, ее грудь подпрыгивает, когда она спрыгивает вниз.
Я держу ее за руку всю дорогу до ресторана.
Regina Cucina — итальянское заведение старой школы, с бордовыми кожаными кабинками, белыми скатертями и приглушенным освещением. Мы садимся друг напротив друга, и к нам подходит официант в смокинге с растрепанным пучком седых волос, с меню в руках.
— Одно для юной леди, говорит он, протягивая Татум меню в кожаном переплете, — и одно для ее отца.
Татум хихикает, краснея из-за ошибки официанта. Я не могу удержаться от неловкого смешка вместе с ней. Официант нервно переводит взгляд с одного нас на другого и складывает руки в молитвенном жесте.