— И что? — официант принес мороженое, и Кеший подвинул вазочку мне. — Ты отказалась?
— Да.
— Почему? Если ты так боялась, что он тебя бросит?
— Кеш, ты правда не понимаешь? — чтобы не расплакаться, я запихнула в рот огромный кус мороженого. Аж зубы заломило. — Я хотела за него замуж. Ну не прямо сейчас, конечно, попозже. Но не вот так. Не гарантийным талоном, что я никуда от него не денусь. Или он от меня. Ой, вы знаете, я, вообще-то, замужем, но муж мой хрен знает где и хрен когда вернется — если вообще вернется. А потом Мирский мне пишет: прости, Маша, но это была ошибка, я встретил другую, давай разведемся. Или я вдруг в кого-то влюбилась.
— Да нет, это как раз понятно. Но ведь можно было какие-то слова найти, объяснить?
— Можно было, Кеш. И я их нашла. Потом. Когда домой приехала. А в тот момент смогла сказать только одно. Не хочу, чтобы кто-то из нас об этом пожалел. И это была правда. Была — и есть.
— Ну все равно, — не сдавался Кеший. — Это ведь не накануне его отъезда было. Ты сказала, что вы успели бы расписаться, значит, как минимум месяц назад. Так? Значит, могла ему все слова сказать — которые потом нашла?
— Не могла. Он просто не захотел слушать. Ничего, Кеш, я справлюсь.
Как я вообще не рехнулась за этот месяц? На следующий день позвонила — Севка сбросил. И еще раз. И еще. Писала — он не открывал. А потом перестала. Ждала, что позвонит или напишет сам. Не дождалась.
А позавчера утром поехала в аэропорт. Наобум. Знала только, что он летит в этот день в Барселону. Посмотрела расписание и поехала к первому прямому рейсу. Хотя он вполне мог лететь и с пересадкой. Снова набрала номер — абонент недоступен. Стояла у табло, крутила головой во все стороны — боялась пропустить.
И не пропустила!
Севка шел с девушкой — блондинкой в ультракоротком мини и сандалиях-гладиаторах. Я спряталась за табло и смотрела на них, пока они не сдали чемоданы в багаж и не отправились на контроль.
Но об этом Кешему я рассказывать не стала.
Сева
— Севка, а у тебя девушка есть?
Эля вытянула длинные ноги, откровенно любуясь своими сандалиями с ремнями вокруг икр. Места нам достались у аварийного выхода. С одной стороны, хорошо, свободно, а с другой, даже сумку с собой взять нельзя, только телефон и бутылку воды. И поднос с обедом пришлось держать на коленях.
— Есть, — я уперся в экран, чтобы не смотреть на нее: микроюбка задралась так высоко, что видны были голубые трусы.
— А чего она тебя проводить не пришла?
— Мы вчера попрощались, — соврал я. — Не люблю проводы. Когда родаки еще не развелись, мы без конца мать куда-то провожали. То на съемки, то на гастроли. С тех пор и не люблю.
— Сев, а чего ты смурной такой?
Хотелось рявкнуть: «Отстань уже, коза!», но сдержался. Спросил только:
— Эля, тебе скучно?
— Скучно! — хныкнула она. — Еще лететь и лететь. Ну поговори со мной, туалетный работник!
— Чего? — я как раз отпил воды из бутылки, поперхнулся и забрызгал футболку.
— А, это из фильма какого-то старого. Зацепила краем глаза по телеку, по какому-то ретро-каналу. Там король сидит, ему скучно, и он просит уборщика поговорить с ним.
Вот ведь свалилась на мою голову! Четыре с лишним часа полет. Пришлось притвориться, что сплю.
Скинув мне на почту электронный билет, отец приписал:
«Сева, с тобой полетит Эля, Галина племянница. Встретитесь в аэропорту».
Я вообще понятия не имел, что у мачехи есть какая-то племянница, и даже подумал, что мне навязали ребенка, но на входе ко мне подскочила вульгарного вида девица и смачно поцеловала в щеку.
— Привет. Я Эля. Наконец-то мы познакомились.
Уже через пять минут я знал, что она моя ровесница, учится — якобы — на заочке в универе и нигде не работает. Что у нее был парень, но они расстались, и она решила прокатиться к тетке в Испанию — развеяться.
— Удачно как совпало, что мы вместе летим. Будет с кем зажечь.
— В смысле? — обалдел я. — Ты отдыхать, а я-то учиться.
— Ой, да ладно тебе, — Эля наморщила нос. — Тетька говорила, у тебя только с октября учеба, успеем потусить.
И вот тут я понял, что влип. Жить мне предстояло у отца, у них с мачехой был дом где-то в пляжном районе. Значит, вместе с этой… зажигалкой. И донести, что тусить с ней не собираюсь, будет очень проблематично. Таких хоть матом пошли, они все принимают за флирт.
Игнорируя мои закрытые глаза, Эля еще несколько раз пыталась заговорить, но я упорно притворялся трупом, и она отстала. Надолго ли?
Как бы мне хотелось, чтобы рядом со мной сейчас сидела не эта трещотка, а Машка. Чтобы мы с ней гуляли, обнявшись, по улицам Барселоны, пили вино в маленьких ресторанчиках, купались ночью в море, а потом занимались любовью прямо на пляже, под огромными южными звездами…
Ничего этого не будет. Потому что она не захотела.
Ее «нет» было как пощечина. И то, как она сказала, что кто-то из нас пожалеет, если мы поженимся… Я бы не пожалел. Несмотря ни на что. А вот она… И когда я спросил почему, не ответила. Встала и ушла.
Страшнее ночи в моей жизни не было. Где-то ближе к утру, когда небо посветлело, я стоял у окна и думал, что все можно решить очень просто. Один шаг — и все проблемы закончатся. Как был я никому не нужен, так и не буду. Никому и никогда… И какой во всем смысл?
Остановило только одно. Я слишком любил ее, чтобы заставить жить с чувством вины.
Потом она звонила, но я не отвечал. Писала — смахивал, не читая.
Зачем? Все и так ясно. Она все сказала. Не надо оправдываться, выкручиваться, пытаться что-то объяснить.
Да, я был сам виноват, когда решил уехать. Она приехала попрощаться, а я не понял. Полез со своим дурацким предложением и только подтолкнул ее поставить точку.
Ну что ж… Я пережил ту ночь, переживу и все остальное.
Занятия начинались в середине октября, но отец предложил приехать на месяц раньше — освоиться, походить на экспресс-курс испанского. А может, и для того, чтобы познакомить с племянницей Галины. Наверняка ведь Женька написала ему, что мы с Машей расстались. Но об этом я подумал уже сейчас, когда Эля возилась рядом, задевая меня то бедром, то коленом. Вряд ли это совпало случайно — моя учеба и ее поездка «развеяться».
Меня такие девчонки — типа Лидочки — никогда не интересовали. Ну, может, и вставало непроизвольно на сиськи-коленки, но сознательно не польстился бы. И сейчас эта якобы родственница только раздражала.
Отец встречал нас вместе с Андрюхой. Началось перекрестное целование-обнимание, ахи-охи, потом наконец загрузились в машину и поехали. Из осени прилетели в лето. Цветы, пальмы и солнце — такое яркое, что без темных очков никак.
Отец жил с семьей в Барселонете — старом районе у моря. Дом у них был небольшой, но уютный. Элю поселили в гостевой комнате, мне до ее отъезда отвели крохотный закуток на чердаке, куда влезали только кровать, комод и маленький стол со стулом.
Ближе к вечеру Эля начала кружить вокруг меня, как акула, и ныть:
— Севочка, пойдем на море! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
— Сходите, конечно, — поддержала Галина. — Пока вода теплая. В октябре мы уже не купаемся. И Андрюшку возьмите.
На последней фразе Эля поморщилась, но деваться было некуда. Да и я без Андрюхи, с ней вдвоем, не пошел бы. Пляж оказался в десяти минутах ходьбы. На пальмах сидели и орали попугаи. Эля тоже балаболила, как попугай. Я устал раньше, чем мы дошли до моря, и хотел только одного: поскорее вернуться и забиться на свой чердак.
Накупавшись и отогревшись на вечернем солнце, Эля с Андрюхой потащили меня в пляжную кафешку.
— Нас же, наверно, к ужину ждут? — сопротивлялся я, но Андрюха умоляюще сложил руки у подбородка:
— Мы только джелат. Ну мороженое.
Спорить было лень. Зашли в кафе, я взял им мороженое и сок, себе кофе. И провалился, глядя на море, в дремучую тоску. Даже не заметил, как Андрюха убежал в туалет. И вздрогнул, когда услышал: