Уезжая, она сказала, вроде как в шутку:
— Устроишься там, пришли мне приглашение.
— Давай сначала устроюсь, — отмахнулся я.
Забыл сразу же, но она напомнила. Раз, другой. Я плюнул и оформил. И вот пожалуйста… Сева, давай поженимся.
Внутри словно комар зудел, напоминая о том, как я сделал предложение Машке. Бывают такие воспоминания, которые хочется вытряхнуть из головы. Зажмуриться покрепче — и трясти башкой, трясти, пока не высыпется через уши.
Не думать об этом. Не вспоминать…
Я вообще не хотел больше думать о ней. Потому что боль никуда не ушла. Она просто спряталась глубоко — но высовывала морду с острыми зубами всякий раз, когда я о ней вспоминал. Или слышал имя Маша. Мария. Мэри…
Глава 27
Глава 27
Маша
Когда я думала, что у меня все плохо — а такие мысли иногда пробегали, — я напоминала себе, что у Марго все намного хуже, но она держится. Хотя я не представляла как.
Ребенка она потеряла на шестом месяце. Фактически это были уже настоящие роды. Терпеть все эти муки, зная, что рожаешь мертвого младенца… Врагу такого не пожелаешь.
После этого Марго еще почти месяц лежала в больнице с какими-то осложнениями. Муж навещал ее, но она сказала мне, глядя в потолок:
— Маша, я ведь вижу, как он на меня смотрит. Иногда так и хочется помочь: «Иди, Миш, не мучайся». Врачи говорят, что вряд ли я смогу родить сама. Предлагают суррогатное. Или усыновить. Но он не хочет.
Я не знала, как ее утешить. Могла только выслушать и посочувствовать.
Что касается меня… я словно впала в какое-то оцепенение. Как лягушка в анабиозе. Прозрачная, холодная. Ледяная. Такое со мной уже бывало — когда Севка уехал в Испанию. И только, казалось бы, начала приходить в себя, как узнала, что он женится.
Ну и пусть, говорила я себе. Какое мне дело? У него давно своя жизнь, у меня своя. Скоро выйду замуж… — тут я косилась на палец с кольцом, как будто оно одно и подтверждало факт наличия жениха. Косилась и с удвоенной энергией убеждала себя, что мне абсолютно наплевать.
С Костей у нас все шло ровно и гладко. Спокойно. Без страсти, да. Зато без ссор. Встречались, разговаривали, ложились в постель. Планировали какое-то общее будущее. Но в целом учеба для меня стояла на первом месте. В нее я привычно пряталась от всего.
Осень и зима пролетели мгновенно. Диплом как таковой на лечебных факультетах не писали, а вот госы неумолимо надвигались — и тесты, и практика. Их я не слишком боялась. Красный диплом мне не светил, а накосячить так, чтобы запороть синий — надо было очень и очень постараться. Но вот дальше…
Условия приема в ординатуру опубликовали еще в марте. Бюджетных мест на акушерство и гинекологию в Питере открыли так мало, что рассчитывать на что-то не имело смысла. На платную денег впритык хватало, но и таких мест было немного. Оставалось только подать заявку на целевой набор. При этом я прекрасно понимала, что даже при ее одобрении и удачной сдаче аккредитации выбора не будет. Без персонального запроса отправят в какую-нибудь захудалую больницу или роддом — там и зависну на пять лет. Однако помощь пришла оттуда, откуда я и не ждала.
Чтобы подать заявку в комитет по здравоохранению, нужна была бумажка от кафедры. Там оказался Чумак, который меня вспомнил. Расспросил, подумал и предложил ординатуру в клинике своей дочери.
— У нас там гинеколог на два дома работает, нужен второй. Вырастим бабу-ягу в своем коллективе.
— А разве частные клиники могут брать ординаторов? — удивилась я, пытаясь вспомнить, что это за мем про бабу-ягу.
— В принципе, нет, — усмехнулся он. — Но если нельзя, но очень хочется, то можно. И учти, что зарплата будет небольшая, а уволиться до конца срока не получится. Только если полностью вернешь оплату. Главное — аккредитацию хорошо сдай, иначе не пропустят.
Косте этот вариант не очень понравился. Почему-то он думал, что я пойду двигать науку.
— Залипнешь практиком — и все. Будешь кандидатскую сто лет на соискательстве писать.
— Кость, я вообще не уверена, что буду что-то там писать, — отбивалась я. — Не хочу преподавать. Хочу врачом быть. Людей лечить.
— Попадешь на поток — живо желание пропадет.
— Но надо же кому-то и это делать. И потом это не районка, а вполне приличная клиника. Ее владелец нам гинекологию читал. То есть он уже не владелец, там его дочь хозяйка. Я, конечно, подам еще и на бюджет, в институт Отта. Но это безнадега. Даже если идеально сдам, все равно баллов не хватит.
— А потому что надо было научной работой заниматься, Маша. Получила бы дополнительные.
— Да, Костя, мне надо было порваться на много маленьких медвежат. И все равно не хватило бы. Сейчас с дополнительными проходят те, кто не поступили раньше и отсидели в поликлиниках участковыми терапевтами. Им за стаж начисляют.
— Ой, да делай как знаешь, — отмахнулся он и уткнулся в телефон.
Пожалуй, это была наша первая ссора. Даже не ссора, а так, мелкая терка. По сравнению с тем, как мы ругались с Севкой, вообще ничто. Но почему-то осадок остался неприятный.
Для подачи заявки на конкретное место нужен был запрос от потенциального работодателя, и я поехала в клинику «Норд-вест-Центр» на беседу с дочерью Чумака Тамарой Григорьевной. Учитывая его возраст, ее я представляла дамой в годах, но в кабинете сидела красивая цветущая женщина немного за тридцать. Можно было только посочувствовать ее пациентам, приносящим на прием свои письки с венеричкой.
Ох, как она меня потрепала! Задала миллион вопросов, изучила вдоль и поперек мою зачетку, зацепила взглядом кольцо на пальце и поинтересовалась, не собираюсь ли я замуж. Услышав утвердительный ответ, усмехнулась:
— Надеюсь, Мария Васильевна, вы понимаете, что подписываетесь на крепостную зависимость? И если уйдете в декрет, она продлится ровно на такое время, сколько будете отсутствовать. Если не пугает, сразу после аккредитации можете подавать заявку. Придете, я оформлю запрос.
С этим прояснилось, и теперь мне нужно было только сдать госы, получить диплом и пройти эту чертову аккредитацию. Я снова засела за учебники по акушерству и гинекологии — помимо всего прочего. Апрель канул в никуда.
— Маша, поздравляю, дорогая, — Костя позвонил мне первого мая утром, и я даже не сразу сообразила, что у меня день рождения. — Я на семь часов столик в «Виктории» заказал.
— Спасибо, — зевнула во весь рот. — Хорошо, встретимся там.
Нажав на отбой, я заметила значок нового сообщения в воцапе. Оно оказалось с незнакомого номера. Открыла — и внутри все оборвалось.
Под стандартной картинкой с безликими цветочками и банальным поздравком было написано:
«С днем рождения, Маша. С любовью, сволочь».
Сева
— Диего, когда эта пиявка высосет тебя досуха и ты придешь ко мне плакаться в жилет, я тебе напомню. А я, скажу, говорил, но ты меня не слушал.
— Куда приду? — удивился он, не поняв дословно переведенную на английский идиому.
— Жаловаться. Ты правда думаешь, что это великая любовь?
— Сэв, ты идиот, — расхохотался Диего и опрокинул в глотку половину пивной кружки разом. — Кто говорит о любви? Она хочет гринкарту, а я хочу трахать красивую бабу, которая будет заниматься хозяйством и не станет лезть в мою жизнь. При разводе она уйдет в тех же трусах, в которых пришла. Я слышал, у вас брачный контракт пустая формальность, а здесь это закон.
— А если дети?
— Какие еще дети? Я умею надевать chubasquero. Детей я захочу не раньше, чем смогу обеспечить им достойное будущее. А это будет еще не скоро. С Элли у нас договор: как только она получает грин, мы разводимся. Если, конечно, не передумаем. Мало ли что может случиться. Вдруг нам понравится быть женатыми.
Мы сидели в баре вдвоем — импровизированный псевдомальчишник. Утром Диего должен был зарегистрировать брак с Элькой. Никакой свадьбы он не планировал и даже, кажется, не поставил в известность свою родню, которая вряд ли одобрила бы женитьбу на какой-то там русской. Я так и не понял, на хера ему это понадобилось. По всему выходило, что как раз именно на хер и понадобилось.