— Как ты думаешь, мы сейчас закрываем старый гештальт? — чуть прищурившись, спросил Севка. — Или начинаем что-то новое?
— Не знаю, — честно ответила я. — Мне кажется, и то и другое. Ну… хочется так думать. Мы уже другие люди. Начинать придется с нуля.
— Не совсем с нуля, Маша, — возразил он. — Кое-что никуда не делось.
Я снова вспомнила слова Кешего.
А ничего и не проходило…
Вспомнила — и рассказала Севке о Марго. Без подробностей, конечно, в общих чертах. И о том, что дала Кешему ее телефон.
— Ты правильно сделала, Маша, — он коснулся моей руки. — Бедная Марго. Как жаль…
— Знаешь, я вдруг подумала, что беда может случиться с любым. В любой момент. Вот казалось бы, я врач, должна это понимать лучше других. Сейчас-то ладно, а в больницах, пока училась, чего только не навидалась, особенно в скорой. Но все равно это было такое… абстрактное, что ли. С другими людьми. Не со мной. А сегодня… Даже не когда узнала, что с Марго, а именно сегодня, когда Кешка позвонил. Подумала вдруг, что мы теряем время, а его ведь так мало у нас. И захотелось тебе написать. Даже телефон взяла. А ты написал сам.
Мы сидели почти до закрытия, пока я не спохватилась, что утром прием, вставать рано. Севка предложил вызвать такси, но я отказалась. Хотелось еще немного пройтись. Снег кончился, только иногда срывались, поблескивая в свете фонарей, редкие пушинки. Город тихо засыпал. Почему-то было грустно, но все равно хотелось улыбаться.
— Спокойной ночи, Маша…
Остановившись у двери парадной, Севка легко и нежно коснулся губами моих губ. Как будто на них опустилась снежинка…
Сева
А я ведь тоже думал об этом — о том, что время уходит. Что его слишком мало и с каждым годом становится все меньше. Наверно, каждый человек понимает это в какой-то момент, остро и болезненно. И то, насколько бездарно оно, время это, было потрачено.
Ну да, это были интересные годы. Жирные в финансовом плане, продуктивные в плане карьеры,. Но были ли они счастливыми? Нет. Однозначно — нет.
Когда мы с Машкой считали копейки, чтобы купить продукты, когда учились как проклятые, когда ругались так, что небо горело — вот тогда я был счастливым. Несмотря ни на что. Правда понял уже потом. Когда всего этого лишился.
Вот уж точно: узнаешь, что такое счастье, но будет поздно. А еще в любой момент с любым из нас может случиться беда. Как с Марго, за которую Маша очень переживала.
Да, я отдавал себе отчет, что у нас может ничего и не получиться. Может быть, мы попробуем, и окажется, что слишком далеко ушли друг от друга. Так далеко, что вернуться обратно уже невозможно. Но если не попробуем, будем жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Мы ни о чем не договаривались, не строили каких-то планов. Не торопились. Просто встречались, даже не каждый день. У Машки была работа, еще какая-то учеба — и не надоело же ей учиться? Меня взяли в одну серьезную разработку, совсем не игрушечную. Самым рядовым прогером с маленьким кусочком задания и оплатой, за которую я раньше и за комп не сел бы. Сказали: посмотрим, что ты можешь. Я старался показать себя, поскольку это была перспектива. Знакомая херня: двадцать часов в сутки за компом, глазные капли и гимнастика от шейного остеохондроза. А, да, и новые прогрессивные очки пришлось заказать за хреналион денег. Бакс нашел себе постоянное место лежки — на письменном столе, справа от меня. Как будто контролировал процесс, свешивая хвост на клавиатуру.
Встречались мы с Машей вполне так платонически. Ходили в кино, в рестораны, просто гуляли. Как будто привыкали друг к другу снова. Разумеется, мне хотелось большего, чем поцелуи на прощание у парадной. Не подростки же, взрослые люди, которые когда-то жили вместе и трахались, как кролики, всеми возможными и невозможными способами. Но я, как и тогда, не хотел давить. Ждал отмашки. Отмашки от Машки.
Вопрос тапок и зубной щетки решился просто. Когда мы встретились во второй раз. Помня, чем однажды обернулись туманные намеки, я спросил в лоб.
«Да, у меня были отношения, — сказала Маша. — Уже нет».
Этого оказалось достаточно. Все, что было до меня… между мною и мною — так точнее… Все это осталось в прошлом. Как и моя жизнь без нее.
Я думал о том, как получается, что один-единственный человек становится твоей частью. Входит в тебя, в твою плоть и кровь, в мысли и чувства. Проходит время, ты меняешься, старые клетки отмирают, заменяются новыми. Через десять лет ты уже совсем другой человек. А тот, кто вошел в тебя, остается. Можно разойтись, можно убедить себя, что больше не любишь, но он все равно останется жить в тебе. Даже если через год, через пять лет или через десять мы поймем, что у нас не вышло, это уже ничего не изменит. Но я хотел, чтобы вышло. Чтобы мы были вместе.
День влюбленных пролетел мимо: Маша заболела и лежала с высокой температурой. Мои попытки приехать и поухаживать отмела категорически. Таким же тазиком накрылось и Восьмое марта. Пришлось лететь в Москву — пригласили в центральный офис разработчика для беседы с руководством. Мою работу оценили высоко и пригласили на постоянку. Переезжать в Москву я отказался, разрешили удаленно. Были серьезные сомнения из-за отца, живущего за границей, но поскольку гражданство он не менял, этот вопрос как-то утрясли. Как и то, что я сам почти пять лет проработал во вражьем стане. Впрочем, теперь заграница была для меня закрыта. Да я и не стремился — наелся.
— Маш, давай сегодня посидим где-нибудь, — предложил я, вернувшись в Питер. — Есть что отметить.
— Давай, — согласилась она. — У меня тоже есть. Учеба моя закончилась, теперь я официально могу делать узи на приеме. И даже повесить на стенку красивый сертификат.
Что мне всегда нравилось в ней — это ее увлеченность тем, чем она занималась, будь то подготовка к ЕГЭ в школе, учеба или работа. Это был классический человек-дайвер, который не разбрасывается по мелочам, не мечется между многими интересами, а вгрызается в одно методом глубокого бурения. Я сам был таким, в этом мы сходились.
Выбор ресторана я предоставил Маше. Какой хочешь, сказал ей по телефону, любые пять звезд.
— Сев, а давай в «Баден», — подумав, ответила она. — Это не экономия, я понимаю, что ты теперь денежное дерево. Просто это такое…
— Символичное? — помог я, проглотив мятную конфету предчувствия.
— Да.
— Хорошо.
Мы снова сидели в том же маленьком зале, рядом с дисковым телефоном под плакатом советских времен. Я рассказывал о своей поездке, она об учебе.
— Как Марго? — спросил я.
— Трудно сказать, — вздохнула Маша. — Держит дистанцию.
— Почему? Я думал, ей нужна будет твоя поддержка.
— Нужна, но пока на расстоянии. Я тоже не сразу поняла. Люди по-разному принимают то, что на них свалилось. Кому-то надо, чтобы держали за руку и утешали. Кто-то, наоборот, должен остаться наедине с собою. Она уезжала на месяц в Калининград. Одна. Вернулась и подала на развод. Сейчас проходит обследование. От этого будет зависеть терапия. Ее болезнь не лечится, но можно увеличить длительность ремиссий и отсрочить инвалидность. Сейчас-то она практически здорова, но обострение может начаться в любой момент, от любой ерунды. Зрение, слух, чувствительность рук, ног. И много других неприятных вещей.
— А что Кеший?
— Не знаю, Сев. Мы с ним с тех пор не общались. Это последняя тема, в которую я хотела бы совать нос. Не потому, что не хочу знать. Слишком это тонко.
— Понимаю.
— Пойдем? — Маша посмотрела на часы.
— Завтра рано вставать?
— Нет, завтра выходной.
Она улыбалась, глядя на меня, едва заметно, мягко и тепло. И я вдруг понял, что все получится. Должно получиться.
Не может не получиться…
Глава 34
Глава 34
Маша
«Народ, — написал Кеший в личку телеги, — двадцать четвертого июня у Фанечки юбилей — полтос. Двадцать пятого будет поляна у нее на даче. Мы ее последний класс, потом она уже не брала руководство. Поэтому нас и приглашает. Кто хочет — записываемся и скидываемся на подарок».