Дорога вела к деревеньке под названием Гребешки. Здесь должен был встретить её подполковник Станкович. Уверенная в нём как в самой себе, она не стала ждать его ответного письма с подтверждением всех их планов. Надежда лишь написала ему короткую записку, что отставлена приказом от 9 марта 1816 года с чином штабс-ротмистра и мундиром и выедет к нему в апреле, не ожидая получения в полку двух тысяч рублей, пожалованных ей нынче государем в награду за службу.
Господский дом в Гребешках был и вправду небольшим, одноэтажным, весьма скромного вида. Выйдя из коляски, Надежда направилась к парадному. Она думала, что сейчас Михаил кинется к ней, но его не оказалось на месте.
— Где барин? — спросила она у толстого лакея, впустившего её в гостиную.
— Уехавши они к барыне в Трехаловку. Тут недалеко...
— Пошли за ним, любезный. Скажи, что однополчанин его, штабс-ротмистр Александров прибыл, — произнесла она, насколько удивлённая словами «уехавши к барыне».
Через полтора часа подполковник Станкович прискакал. В окно она видела, как доблестный её гусар сходит с лошади, отдаёт свою кобылу конюху. Было в его лице что-то непривычное, мучительно-виноватое. Сбивая арапником пыль с сапог, он медленно поднялся на крыльцо, оглянулся, точно ища неведомой поддержки, и вошёл.
Надо отдать ему должное. Он не стал притворяться, увиливать от неприятного разговора, разыгрывать из себя обманутого влюблённого. Остановившись перед ней, Станкович рубанул сплеча:
— Царица моя! Прости меня, если можешь. Я страшно виноват перед тобою.
— Что случилось? — спросила Надежда.
— Я рад, что ты здесь. Я счастлив тебя видеть. — Он наклонился и поцеловал ей руку. — Но дело в том, что я теперь... женат!
— Как ты сказал? — Надежда не поверила своим ушам. — Ты... женат?..
Взглянув на неё, он бросился усаживать её в кресло, наливать воду в стакан, открывать окно. Надежда расстегнула крючки на высоком воротнике своего уланского мундира и с трудом перевела дух.
— Когда же ты успел жениться, Михаил? Ведь ещё в феврале ты писал мне, и я... — Она говорила каким-то чужим, далёким голосом.
История, рассказанная им, была незамысловата и проста до идиотизма. Такие события всегда происходят внезапно. Но одним их участникам они кажутся невероятным стечением обстоятельств, другим — закономерным явлением жизни, а третьи лихо используют их для своей выгоды.
Станкович, взяв в полку длительный отпуск для лечения от ран, приехал сюда в марте, чтобы вступить в права наследования. Это состоялось довольно быстро. Затем пошли визиты к соседям, встречи. Был здесь свой круг любителей псовой охоты, и они его пригласили. Обычное дело — скачки в течение двух дней по пороше, слишком много водки, почти незнакомая компания. Все завершилось шумным ужином в доме родственниц одного из охотников, двух сестёр-девиц. А утром Станкович проснулся в спальне, младшая сестра Фёкла Варфоломеевна была рядом с ним в дезабилье и сказала ему, плача, что этой ночью он...
— Но понимаешь, я ничего не помню! — Станкович в отчаянии взглянул на Надежду. — Ничего! Адская головная боль, в глазах темно. А кругом — пустота...
— Что дальше? — спросила она безучастно.
— Ну, их старший брат оказался начальником канцелярии здешнего губернатора. Приехал ко мне, говорит, это — изнасилование, есть свидетели. Сейчас, мол, оформим бумаги, будет суд, и вы, господин подполковник...
— Я спрашиваю тебя, что мне делать дальше? — Надежда, возвысив голос, перебила его.
— Царица моя! — Он опустился перед ней на колени. — Останься! Умоляю, прошу, заклинаю... Как мне с ними, с оглоедами, жить? Ведь я тебя люблю. Этот дом — твой. Этот сад — твой. Будем ездить на охоту вместе, вечера проводить у камина, вспоминая наши боевые походы. А хочешь — так и к твоей родне поеду...
— Нет! — Она, опершись о подлокотники, резко поднялась с места. — Извини, Михаил, но нет. Твоей любовницей я уже была, теперь — хватит, довольно. Ещё на первой нашей встрече ты предлагал мне руку и сердце, просил быть матерью твоих детей, хозяйкой в нашем общем доме. Я согласилась. Ты клялся, что весь без остатка принадлежишь мне, и только мне. Да, я верила. Ты знаешь мой девиз: «Все или ничего!» Но, видать, не судил Господь такой прекрасной доли для меня... Прощай!
Надежда хотела быстро уехать отсюда. Быстро, пока силы не оставили её. Ей повезло. Ямщик, доставивший её в Гребешки, решил дать отдых лошадям и запряг снова как раз через два часа. Станкович провожал её до почтового тракта вёрст шесть, галопируя на лошади рядом с коляской. Он все пытался сказать ей что-то особенное. Речь, однако, не получалась, он только время от времени смахивал со щеки слезу.