Город Надежде понравился: удивительно чистый воздух, тенистые улочки, кругом тишина и покой. Особенно её заинтересовало Чёртово городище — остатки каких-то старинных крепостных сооружений, расположенные в версте от Елабуги на горе. Хорошо сохранилась только одна башня из некрупного серого камня. Рядом с ней выступали из земли фундаменты нескольких мощных стен.
Постукивая по ним тростью, Надежда мерила шагами их длину и ширину и воображала себе страшные битвы, некогда гремевшие здесь. Сшибались одна с другой средневековые рати, звенели мечи, свистели стрелы, ржали кони, гудели набаты, играли военные трубы. Описать бы всё это в назидание потомству, для воспитания в нём гордости за край родной...
У Карамзина во втором томе его «Истории государства Российского», в главе шестнадцатой, она прочитала о городе Бряхимове-на-Каме. В Елабуге говорили, что он в XII веке как раз и стоял здесь. Город этот был взят приступом князем Андреем Боголюбским, который разбил племена булгар и завладел их крепостью. В середине XVI века на берега Камы явилось войско московского государя Ивана Грозного. После покорения Казани он велел основать у Чёртова городища православный мужской монастырь и назвал его Троицким.
По Каме государь отправился в Соликамск, дорогою заболел и остановился при устье реки Тоймы в селе, где заложил церковь и пожертвовал ей икону Трёх Святителей. Село было на сто четыре крестьянских двора и с тех пор стало называться Тресвятским или Трёхсвятским. Лишь в 1780 году переименовали его в город Елабугу.
Жители отнеслись к новому градоначальнику и его семье весьма приветливо и радушно. В первое же воскресенье Дуровы пошли на богослужение в Спасский собор — о пяти главах, с двухэтажной пристройкой для духовного правления. Служба шла в зимнем двухпридельном храме, где находилась главная святыня собора, известная на всю округу, — чудотворная икона Нерукотворного образа Спасителя размером в два аршина пять вершков высоты и один аршин тринадцать вершков ширины в серебряной позолоченной ризе.
Голос городского протоиерея Павла Юрьева звучал в храме тихо, но явственно. После литургии Василий Дуров и его сёстры подошли к нему для пастырского благословения. Когда Надежда, преклонив колена, поцеловала его руку, то старенький, седовласый протоиерей, неуловимо похожий на святого Николая Угодника, положил свою пухлую ладонь на русые, коротко стриженные волосы штабс-ротмистра Александрова:
— Благословляю вас, сын мой. Для Господа нашего Иисуса Христа нет ни римлянина, ни иудея. Тако ж являл Сын Божий милость к жёнам-мироносицам, в сердце хранившим веру в Него...
При этом витиеватом изречении святого отца Надежде оставалось успокоиться и возобновить в Елабуге свой обычный образ жизни и любимые занятия. Неделю спустя купила она верховую лошадь, седло и разные принадлежности для ухода за ней. Затем отправилась на первую верховую прогулку к озёрам Долгое и Лужи.
Первозданность и дикость здешней природы, леса, полные дичи, навели Надежду на мысль об охоте, развлечении, со времени её службы в Мариупольском полку почти забытом. В соседнем с Елабугой селе Сарали у богатого заводчика Красильникова была небольшая псарня, и он продал Надежде хорошую собаку. Два отлично пристрелянных штуцера зачем-то держал в доме Василий, хотя сам охоту не любил. Теперь бывало, Надежда до рассвета уходила из дома с ружьём на плече и в сопровождении рыжего кудлатого Фингала, а возвращалась в город чуть ли не к полночи с парой-другой вальдшнепов на ягдташе.
Длинные охотничьи походы за десять и более вёрст, когда по дороге она останавливалась для отдыха в татарских или черемисских деревнях, помогли ей свести знакомство с местными жителями. За кружкой кумыса, за каймаком, поданным доброй хозяйкой барину-охотнику, Надежда слышала немало преданий народов, живших тут в лесах, на реках и озёрах. Их образы были просты, но очень поэтичны, и Надежда дома начала записывать эти легенды для себя. За несколько месяцев вышло у неё три произведения: повесть «Серный ключ» по черемисский сказке, а также «Нурмека», «Хамитулла и Зугра» — по татарским мотивам. Последнее творение она переделала потом в «Рассказ татарина»...
Василий не обманул старшую сестру. Пить и гулять он бросил и в городе повёл борьбу за трезвый образ жизни. Боролся решительно: всех взятых в беспробудно пьяном виде на улицах крестьян, мещан и купцов, на следующий день секли розгами в съезжей избе. Правда, такие случаи были довольно редки. Но посиделки в трактирах, когда собутыльники не помнили, что делали и где были, сразу пошли на убыль.