Даже такого скромного торжества Анастасия Ивановна устраивать не хотела. Говорила, что радоваться в их семье нечему, пока весь город судачит о ссоре старшей дочери городничего с мужем, её бегстве из Ирбита и слишком долгом пребывании в доме отца. Однако Андрей Васильевич урезонил супругу: что толку нарушать обычай, если друзья всё равно приедут с визитами, а получив отказ, больше станут рассуждать о неладах в доме градоначальника, коллежского советника и чиновника 6-го класса Дурова.
Он был твёрдо уверен, что Надежда и Василий помирятся. Надо только дождаться приезда Чернова в Сарапул. Дуров даже написал ему любезное письмо, не сказав об этом Надежде. Он ждал приезда зятя ещё и потому, что весной 1806 года возникло дело по жалобе купца Москвина, весьма неприятное для Дурова. Купец донёс вятскому губернатору о неоправданных штрафах и поборах в Сарапульской городской управе. Теперь Андрею Васильевичу нужен был толковый посредник, а лучше Василия Чернова с купцом никто бы не договорился.
Отослав письмо в Ирбит, отец принялся увещевать Надежду. Он представлял ей дело так, будто Василий страдает в одиночестве, глубоко раскаялся, да и сыну их нужно мужское воспитание, мужская рука и опека. Об этом Дуров обычно беседовал с дочерью по вечерам, заходя в её комнату перед сном.
От этих разговоров с беспрестанными намёками Надежда только больше укреплялась в своём решении идти в поход с донскими казаками. Если сюда явится Чернов, думала она, то любимый батюшка станет таким же её противником, как и мать. Не помогут ей ни успехи в выездке лошадей, ни мольбы о защите.
На день ангела Андрей Васильевич, желая задобрить дочь, подарил ей триста рублей и гусарское седло с вальтрапом. Алкид ещё раньше передан был в полное её распоряжение. Младший брат Василий отдал ей свои золотые часы. Анастасия Ивановна — золотую цепочку к ним. Сёстры подарили Надежде книги, подруги — женские украшения из серебра.
Именины прошли хорошо. Надежда веселилась и танцевала вместе со всеми. Потом вышла провожать своих подруг к воротам усадьбы. Муж заботливо усадил Аннету в коляску, и Надежда расцеловалась с ней, обещав приехать к Свечиным вместе с Ванечкой на детский музыкальный праздник. С Марией Михайловой они договорились обменяться новыми французскими книгами при встрече в четверг.
Экипажи уехали. Оставшись одна, Надежда пошла по тёмной аллее в сад. Ей нужно было собраться с духом для прощания с матерью. Она являлась к ней, чтобы пожелать спокойной ночи, в том случае, если день у них проходил без стычки или ссоры. Сегодня матушка была очень ласкова с ней и ни разу не сделала никакого замечания.
Анастасия Ивановна уже сидела в пеньюаре, и горничная разбирала у неё на голове сегодняшнюю праздничную причёску: вытаскивала шпильки, расчёсывала волосы.
— Довольна ли ты своим днём ангела? — спросила городничиха у дочери.
— О да, матушка.
— Как видишь, мы с отцом готовы сделать для тебя все...
— Хочу поблагодарить вас. — Надежда, как это у них водилось, поцеловала ей руку. — Теперь я решила исполнить ваше желание, матушка, и уехать из Сарапула.
— Давно так следовало тебе поступить, дочь моя. Тогда никто не стал бы на тебя сердиться.
— Спокойной ночи, матушка! — Поддавшись внезапному порыву, Надежда прижала руку матери к своему сердцу, чего прежде никогда не смела делать.
— Поди с Богом! — сказала Анастасия Ивановна, тронутая — так ей думалось — раскаянием своей упрямой и непослушной дочери.
Эти слова Надежда истолковала как материнское благословение. Ей очень хотелось его получить перед трудной и опасной дорогой. Низко поклонилась она своей родительнице и удалилась из спальни.
Как всегда, около одиннадцати часов вечера в её комнату зашёл Андрей Васильевич. Но их обычный разговор о событиях минувшего дня, о книгах, прочитанных Надеждой, об Алкиде и Урагане, о Василии Чернове никак не складывался. Надежда была слишком взволнованна, и отец заметил это.
— Здорова ли ты? — спросил он.
— Да, батюшка. Но только... немного озябла.
— Вели завтра протопить печь. Ночи уже холодные. Не ровен час, простудишься.
— Конечно... — Голос у неё дрогнул. — Завтра — обязательно.
— Что-то ты грустна, друг мой. — Андрей Васильевич направился к двери. — А зря. Твой праздник удался. Все довольны...
Она бросилась за ним, прижала его руку к своей щеке, потом поцеловала её: