В трактире дым был коромыслом. Старые солдаты, держа в руках кружки, курили глиняные трубки. Завербованные, шатаясь меж столов, пели, болтали о чём-то, пили, пытались танцевать. Но музыканты играли не в лад, и мелодия хромала, как инвалид с деревянной ногой. Дембинский будто сквозь землю провалился. Надежда совсем собралась уходить, но вдруг услышала его голос:
— А, милый юноша с Молоковской заставы... — Он назвал корчму, где она жила. — Рад видеть вас...
Надежда обернулась. Портупей-юнкер стоял за её спиной, держал в руках большую стеклянную рюмку с зеленоватой вейновой водкой и улыбался ей, точно своему знакомому.
— Но теперь-то вы решились?.. Может быть, выпьем за нового коннопольца... — Он явно был навеселе и протягивал ей сосуд с напитком.
— Пить не буду! — Она с ненавистью посмотрела на предлагаемое ей угощение, но потом решила смягчить ответ. — Разве без этого дикого обряда записаться в ваш доблестный полк нельзя?
— Можно! — Дембинский тотчас поставил рюмку на стол. — Не обращайте внимания на нашу вакханалию. Это делается для местного сброда.
— И танцевать с ними вы меня тоже не заставите?
— Нет. — Он взглянул на неё серьёзно. — Вы же сами сделали этот выбор. Ротмистру Казимирскому будет приятно приобресть такого рекрута. Идёмте в штаб...
— Но только я хочу служить на собственной верховой лошади!
— Само собой разумеется. — Портупей-юнкер крепко взял её за руку и повёл из трактира на улицу.
Командир эскадрона сидел в штаб-квартире и изучал ведомость о вербовке, поданную писарем. Настроение у него было не радостное. Набор шёл вяло. Рослых солдат, нужных для лейб-эскадрона, не набиралось и десяти человек. По большей части люди были все шестивершковые[11] и, как назло, — лишь из мещан да сельских поселян.
Сняв шапки, Надежда и Дембинский поздоровались. Казимирский, скользнув взглядом по казачьему чекменю Надежды, вежливо спросил её:
— Что вам угодно?
— Я желаю записаться в ваш полк.
— Но вы — казак Войска Донского и в нём должны служить.
— Одеяние моё вас обманывает. Я — российский дворянин и могу сам избирать род службы.
— Так отчего вы в чекмене?
— С казаками я ушёл из дома отцовского потому, что родители не хотели отпускать меня в армию.
— Документы у вас есть?
— Нет. Но если вы примете меня, я обязуюсь их представить в течение полугода...
Казимирский, однако, сразу отвернулся от Надежды и заговорил с Дембинским по-польски:
— Что ещё за новости, юнкер? Где вы его нашли и зачем привели сюда?
— Это — новый рекрут. — Дембинский обиженно вздёрнул подбородок. — Он ничем не хуже других.
— Хватит с меня истории с причетником Крестовоздвиженского собора, которого вы тоже завербовали.
— Господин ротмистр, вы просто не хотите дать мне мою премию. Ведь это — кандидат в «товарищи». У него даже есть собственная верховая лошадь.
— Он — беглый из казачьего полка, — уверенно сказал Казимирский. — Чего-нибудь там натворил и сбежал. Вам ясно?
— Ну и что? — возразил портупей-юнкер. — Наденет нашу тёмно-синюю куртку, будет не казак, а поляк. Остальное доделает палка унтер-офицера...
Надежда с тревогой вслушивалась в звуки чужой речи. Многое она всё-таки понимала, потому что три года провела в имении бабушки в Полтавской губернии, где говорили по-украински, и догадывалась, что судьба её висит на волоске.
— Клянусь честью, я — российский дворянин! — воскликнула она и шагнула к Казимирскому. — Если не верите — испытайте меня! Я знаю настоящую кавалерийскую езду, а вовсе не казачью. Моя лошадь выезжена по правилам манежного искусства, описанным в книге господина де ла Гориньера «Школа кавалерии». Ей не знакома азиатская нагайка!.. Она слушается шенкеля, ходит на мундштучных удилах, умеет делать «принимание», пируэт на галопе и «испанский лаг»...
При этих словах Казимирский посмотрел на неё с интересом. Она смело выдержала его взгляд, стиснув кулаки под длинными обшлагами своего чекменя. «Вы должны меня принять! — билась у неё в мозгу одна мысль. — Должны!»
— Вы слышали, господин ротмистр? — снова заговорил по-польски Дембинский. — На сей раз я привёл вам готового солдата. Хоть сразу в строй. А вы вспоминаете эту глупую историю с причетником...
— Уж больно он молод, — проворчал Казимирский, окидывая Надежду придирчивым взглядом. — Телом худ, да и ростом мал. Даже шести вершков не будет.
11