— А вы не хуже заправского портного!
— Та як же ж, паныч! Вже пять разов мундир получал, уси сам и переделывал.
Закончив с курткой, Семашко предложил ей также обколоть и наживить на ней панталоны и походные рейтузы. Но от этого Надежда благоразумно отказалась, сказав, что здесь справится сама, это сделать нетрудно. Затем настала очередь шинели, в ней надо было ушивать плечи и рукава. Потом Семашко занялся портупеей. Он все смелее называл цены, а она — что было делать теперь? — соглашалась.
Наконец дошли до лядунки, которую Надежда бросила под стол. Схватив её за широкую крышку, она вытащила этот предмет амуниции наверх. Здесь по росту надо было подогнать перевязь, и «дядя» уже достал сапожный нож и шило. По его просьбе Надежда надела суму с патронами, заложенными в восемнадцать специально высверленных гнёзд в деревянной колодке. Ох и тяжела была лядунка, сшитая из толстой юфти!
Но когда на грудь Надежде легла и аккуратно её прикрыла, протянувшись от левого плеча вниз, под правый локоть, лядуночная перевязь шириной с её ладонь, тоже сделанная из толстой кожи, гладкой снаружи и шершавой изнутри, Надежда сразу поняла, что это — та самая вещь, которой ей тут давно не хватало. Ведь бывали у неё минуты, когда она чувствовала себя совершенно беззащитной в полку, среди мужчин. Она даже допускала мысль о том, что при нечаянном разоблачении солдаты могут сделать с ней всё, что захотят. Теперь появился ещё один способ скрыть, защитить своё женское естество, и она обрадовалась.
Надежда сказала Семашко, что перевязь и лядунка — очень удобные и очень красивые и посему она будет носить на себе эти предметы амуниции всегда, а также содержать их в наилучшем состоянии. Семашко объяснил, что для этого суму с патронами надо регулярно натирать воском, перевязь — выбеливать при помощи клея и мелко натёртого мела, полируя её затем до блеска свиным зубом.
Ни клея, ни мела, ни свиного зуба, ни толчёного кирпича, которым чистили клинок и эфес сабли, ни сала, нужного для ухода за конской амуницией, ни воска — ничего такого у Надежды не имелось. Солдат должен был все эти принадлежности покупать на свои деньги, и «дядя» Викентий предложил ей доставить коробку с нужными материалами за небольшую сумму, но серебряными монетами. Она покорно открыла кошелёк.
Вот Семашко взял в руки её казённые сапоги, сказал, что за пять рублей он готов их переделать, и тут терпение её кончилось. Надежда знала, что новые солдатские сапоги без шпор стоили всего два рубля. Быстро выставила она вон своего наставника, и он ушёл с узлом её вещей, усмехаясь в усы. Превращение рекрута Соколова в настоящего солдата доставило ему немалую выгоду, а к вопросу о сапогах паныч ещё вернётся, Семашко в этом не сомневался...
На подгонку обмундирования рекрутам было дано три дня, затем учебная команда Батовского собралась вместе последний раз. Люди были уже одеты в строевые шапки, тёмно-синие куртки, походные рейтузы, при кушаках и лядунках. Унтер-офицеру предстояло проверить внешний вид «товарищей» и вручить им белые шерстяные эполеты с бахромой и главное украшение коннопольца — сплетённый из бело-синих шерстяных нитей длинный шнур, имеющий на концах плоские кисти и называемый китиш-витишем.
Медленно обходя строй, Батовский отпускал по поводу изменившейся внешности своих учеников разные замечания весьма добродушного свойства. Так он дошёл до левого фланга, то есть до Надежды, и здесь остановился как громом поражённый.
— Соколов! — крикнул он. — Пять шагов вперёд... Шагом марш! Кругом!
Надежда чётко выполнила все команды и очутилась лицом к лицу со своими однополчанами. Она уже начала догадываться, что, по-видимому, совершила серьёзный проступок, надев под рейтузы вместо выданных ей форменных сапог, очень больших и тяжёлых, свои старые сапожки из опойки. Все утро она намазывала их ваксой, стараясь придать им хоть какое-то сходство с казённой обувью, но результат вышел плачевный. Батовский с ходу её разоблачил.
— Не ожидал от тебя, Соколов, — грозно начал унтер-офицер перед замершим от страха строем. — Ты кто есть? Ты солдат или деревенская баба, которая лепит на себя всё, что под руку попадёт?.. Униформ дан тебе самим государем императором, а ты посмел сапоги менять? Ты знаешь, что за это бывает?
— Никак нет, господин унтер-офицер! — отрапортовала она.