Выбрать главу

Мотор, как ни странно, работал безукоризненно...

Но подошедший старший техник эскадрильи Степан Архипович Садовой запретил вылет. Проверили горючее. Там снова оказалась вода. Откуда она только берется?..

Заправив самолет чистым бензином, мы с Андреем отправились на задание. В эту ночь нам удалось сделать пятнадцать вылетов. Мне хочется подробнее рассказать о коммунисте Рубане. Несмотря на молодость, он пережил уже немало невзгод. В гражданскую войну Андрей лишился родителей. Сначала беспризорничал, потом попал в колонию имени Горького, к Антону Семеновичу Макаренко. Оттуда поступил в авиационное штурманское училище и успешно закончил его. Теперь Рубан отважно громил фашистских захватчиков.

Перед рассветом поступил приказ перебазироваться на основной аэродром. Командир звена Василий Голованов, Виктор Емельянов и я решили лететь вместе. Я пристроился к ведущему слева, Виктор - справа.

За спиной у меня разместились двое - Рубан и Коновалов. Пролетели фанерный завод, железнодорожную станцию Пола. Земля внезапно затянулась туманом. Это произошло так быстро, что мы и ахнуть не успели. Даже с высоты ста пятидесяти метров ничего не видно.

Летим. Туман не рассеивается. Чтобы не столкнуться, я отвалил влево, а Емельянов - вправо. Голованов пошел прямо.

Бензин на исходе. Что делать? Убрал газ, вошел в туман и решил садиться. А что подо мной - не знаю. То ли лес, то ли деревня, а может быть, дорога или озеро? Ничего не видно.

Уменьшив скорость почти до посадочной, стал парашютировать. Самолет словно проваливался в колодец. В таких случаях, как говорится, душа в пятки уходит. К счастью, самолет приземлился на открытом месте.

- Сели, сели! - почти в один голос закричали штурман и техник.

- Под снегом лед. Это, наверно, седой Ильмень, - определил Рубан.

- А на какой мы стороне? - тревожно спросил я. Дело в том, что западный берег контролировали фашисты.

Вот положение! И спросить некого. Решили ждать, пока рассеется туман. Коновалов и я закурили. Рубан не травил свои легкие никотином.

Неожиданно метрах в двухстах от нас показались подводы с людьми. Андрей побежал навстречу. Мы с Коноваловым запустили мотор. Заранее договорились: если это немцы, Андрей даст выстрел, мы на скорости подрулим к нему, заберем его и взлетим.

Андрей залег у проруби. Время шло томительно медленно. Когда подводы подъехали поближе, Андрей громко крикнул:

- Стой! Кто идет?

С передней повозки хриплый, старческий голос ответил.

- Свои, сынок, тутошние рыбаки. Едем рыбку ловить!

Андрей осторожно подошел к повозкам:

- Папаша, до берега далеко?

- Берег тут рядом, километра три до него, а там и Замленье.

- Замленье? - обрадовался Андрей.

- Да, да, сынок. Там летчики есть и самолеты стоят!

- Спасибо, папаша! - сказал Андрей и побежал к

самолету.

- Замленье рядом. Почти дома! - крикнул он на бегу.

- Полетим сначала туда, может быть, бензином заправимся, - предложил я.

Все согласились.

В редком тумане я благополучно сел на замленьском аэродроме. К нашему удивлению, там оказались Голованов с Емельяновым. Они тоже сели сначала на озере и уже потом перелетели в Замленье.

В середине дня, когда туман рассеялся, все мы возвратились домой. Нас встретили так, будто мы с того света пришли. Командир и комиссар хотели уже организовать поиски.

Немного отдохнув, снова перелетели в Ожедово. Напряжение в боевой работе нарастало. За ночь пришлось сделать десять полетов. Когда мы с Рубаном, возвратившись с последнего задания, шли на КП с докладом, навстречу попался взволнованный Ноздрачев.

- Знаете, братцы, что мне приказано? - не скрывая своей радости, заговорил он. - С рассветом вылетаю в Александровку, в распоряжение подполковника Конева. Попутно отвезу туда Мишина. Он пригонит новую машину.

- А зачем ты понадобился Коневу?

Ноздрачев многозначительно поднял палец вверх:

- Будем выполнять особое задание. Особое - понимать надо!

Мы с Андреем переглянулись. Всем было известно, что Георгий Конев, герой боев в Испании, инспектор по технике пилотирования военно-воздушных сил Северо-Западного фронта" один из лучших истребителей, ас. Он летал на самых новейших скоростных истребителях. И зачем ему мог понадобиться Ноздрачев со своей "техникой"?

Самолет подготовили к полету. Начало светать. Ноздрачев пожал товарищам руки. В этот момент он забыл о правилах воинской субординации. Вместо "сержант Емельянов" он добродушно сказал: "Витя, до свиданья". Емельянов, не поверив услышанному, по привычке ответил: "До свиданья, товарищ лейтенант". Хотел добавить: "Желаю вам успеха", но не успел: Ноздрачев уже сидел в передней кабине. Мишин разместился во второй.

Провожающих набралось человек двадцать. Все, кто возвращался на аэродром с задания, спешили пожелать Ноздрачеву удачи: приятно было думать, что наш товарищ понадобился знаменитому летчику.

Помахав крагой, Ноздрачев пошел на взлет. На фоне зари мелькнули полоски крыльев его У-2.

Вдруг из-за облаков с западной стороны вынырнула пара "мессершмиттов". Они прошли над аэродромом, поочередно сделали в строю по "бочке", еще раз прошлись, словно кого разыскивая, и круто развернулись в сторону взлетевшего У-2.

Появились они так неожиданно, что никто из присутствующих сразу не сообразил, что делать. Ноздрачев, не подозревая об опасности, спокойно продолжал полет. Ведущий "мессер" вырвался вперед и открыл огонь. В морозном воздухе раскатился сухой треск пулеметных очередей.

- Тревога! - только тогда закричал кто-то.

Люди бросились в укрытия. Ахнули зенитки. Но было уже поздно. Вторая очередь, выпущенная фашистом, угодила в У-2. Самолет Ноздрачева качнулся, повалился на крыло и перешел в штопор. "Мессершмитт", преследуя его, стрелял до тех пор, пока У-2 не врезался в снег.

После этого "мессеры" дали несколько очередей по стоянкам наших самолетов и на бреющем, почти над самой землей, ушли к фронту. На их крыльях были отчетливо видны кресты, а на фюзеляжах изогнутые черные стрелы.

В воздухе истошно выла сирена, зенитчики сверлили небо искрящимися трассами очередей, к горящим обломкам У-2 бежали люди...

За три месяца боев полк не досчитался многих. Почти каждую неделю кто-нибудь не возвращался с задания. Гибли боевые друзья, горели самолеты. Но все это происходило где-то там, за линией фронта, в ночной темноте. А вот потерять двоих товарищей прямо на глазах, на собственном аэродроме - такого еще не бывало.

Товарищи быстро вытащили Ноздрачева и Мишина из-под обломков самолета. Оба они были уже мертвы.

Одна пуля попала прямо в медаль "За отвагу" и глубоко вдавила ее в грудь лейтенанта Мишина.

Подошли командир полка и комиссар. Кто-то погрозил в небо кулаком, кто-то крепко выругался. Куликов отдал несколько распоряжений и тут же подозвал меня:

- Приготовьтесь лететь на аэродром Александровка, - приказал он, выполнять задание с подполковником Коневым будете вы.

До Александровки долетел без происшествий. Аэродром находился на восточном берегу реки Ловать, севернее большой полусожженной деревни Рамушево. Здесь стоял полк истребителей. Я отрулил самолет на одну из свободных стоянок в ельнике и пошел разыскивать штаб. Восхищение и зависть вызывали у меня быстрокрылые машины, прикрытые маскировочными сетями и молодыми елочками. Аэродром и люди тоже казались мне особенными. Не терпелось узнать, какое задание подготовил для меня Конев.

Штаб найти не удалось. За границей аэродрома я наткнулся на какую-то покосившуюся будку. К ней со всех сторон тянулись телефонные провода. "Здесь, наверное, находится КП", - решил я и вошел в будку. Там за столом сидел старшина и читал газету.

Взглянув на меня, он спросил:

- Вам кого?

- Сержант Шмелев, летчик с У-2, прибыл к вам.

- У-2? - словно ослышавшись, переспросил старшина и порывисто привстал. - И зачем только вас сюда нелегкая принесла? За своей бомбой, что ли, прилетели?