Здесь будет ночевка. А хилые и чахлые пальмы заботливо прикрывают колодец, который и колодцем–то назвать как–то не получается. Просто под пальмами довольно большая открытая площадка с каменистой почвой, да округлая стенка, выложенная камнем, который неведомо как тут оказался. Это и есть колодец. А колодец в пустыне, да еще где? В Сахаре! Сами прекрасно понимаете, что это обозначает для каждого путника. Колона рассредотачивалась, машины разъехались, и тут же потянулись к колодцу люди, но не все, а лишь те, кто сегодня отвечал за воду. Такой у берберов обычай. А не уважить обычай в пустыне, это же равносильно смерти! Потому все хоть и занимаются своими делами, но поглядывают с нетерпением на своего водоноса. Ну, где же ты, скоро ли? Не знаю, как остальные, но я просто изнываю от жажды! В голове все мысли сплавились, и только тревожно и беспокойно стучится одна фраза: пить, пить, пить,…Кстати, пить хотят все, но берберы как–то делают это с достоинством, даже больше того, мне кажется, что они сырую воду вообще не пьют, а пьют только чай или с горечью и несладкий кофе. Потому лагерь оживает и вот уже и мой спутник что–то ищет в кузове, а потом, вытащив небольшой медный чайник с длинным и тонким носиком обращаясь ко мне, говорит что–то о чае. Я как могу, улыбаюсь и так утвердительно киваю головой, что он, сжалившись, извлекает из глубины своего необъятного балахона флягу и протягивает мне. Я жадно набрасываюсь, понимая, что я просто кретинка и самая настоящая дрянь, но…фляга неожиданно быстро пустеет! Я все пытаюсь выловить из нее последние капли и держу у рта, высоко задрав голову, но, увы, фокус не удался, фляга пуста. И только тогда я понимаю, что я поступила как самая последняя…! Я ведь должна была только пригубить, а я? Понимая, что пустую флягу отдавать мне нельзя, я ищу глазами Голубоглазого. Потом неспешно переваливаюсь через борт и, поправляя свой платок, открывая лицо, подхожу к нему.
— Давай свою флягу я наберу тебе воды. — Говорю ему, показываю пустую флягу и на колодец. — Давай свою флягу, ну же?
Для уверенности и чтобы он меня понял, я ткнула его в живот пустой флягой и рукой,… мол, давай свою…
Не знаю, что он подумал, но то, что все замерли и уставились на нас, я это сразу, же почувствовала. Секунды он смотрит на меня в упор, не моргая из–под своего синего платка, которым все еще замотан до самых глаз. Так стоим с ним, переглядываясь, в полной тишине, и мне кажется, что я только с ним одна и никого рядом. Потом он медленно запускает руку под одежду, вытаскивает из — под нее и протягивает мне свою довольно красивую металлическую флягу, обшитую кожей.
— Маши! Энта фагхемни? — (Согласен. Ты понимаешь меня)?
Я же ведь дурная! Ну откуда мне было знать, что так поступать я не должна была. Взяла его флягу, развернулась и потопала к колодцу! Пока шла, то услышала, как все вдруг разом заговорили, и весь лагерь пришел в движение. Шла и чувствовала, как на меня с любопытством смотрят десятки пар глаз из–под своих синих платков. Ну и пусть смотрят! Зато я ему воды принесу…
— Ты что? Что ты делаешь? — С криками ко мне устремляется доктор.
— Алла–ла! — Как–то недобро и повелительно крикнул ему мой голубоглазый избранник.
— Что, что он сказал? — В свою очередь я наступаю на доктора.
А тот, почему–то согнулся, словно его переломило, и он кому–то, кто за моей спиной стал часто кланяться. Я обернулась, никого! Кому же он, кому, неужели…
— Да тебе, тебе! Теперь тебе все будут кланяться…
— Почему? Я что, царица?
— Да! Теперь ОН тебя взял под свою опеку. Теперь у тебя другой статус. Прощай! — Развернулся и пошел, как мне показалось, сильно расстроенный чем–то.
— Доктор! Куда же Вы мой Господин?
— Нет! Теперь я для тебя просто доктор!
— А как же вы, Господин?
— Он теперь твой господин!
Подходя к колодцу, я уже реально почувствовала, что статус мой изменился: передо мной расступались, пропуская, а кто–то вдруг подскочил, выхватил фляги и стал их торопливо заливать чистой и холодной водой.