Боги требовали признания грешника для казни. К сожалению, некоторые даже перед лицом неопровержимых доказательств, даже когда их вина была очевидна – отказывались покаяться. Что ж, у инквизиции найдется способ разговорить и их. Заветы будут соблюдены, а правда защищена. Хотя дознавателям все равно рекомендовали вначале дать преступнику возможность признаться самому.
Церковники остановились перед железной дверью допросной. Зарешеченное окошко прикрывала заслонка, но из щели над полом все же просачивался блеклый свет. На металлической поверхности белой краской значилось: «4/4». Тут же дежурили двое стражников с алебардами.
Тюремщик снял с пояса связку ключей. Тихонько позвякивая, он перебирал железные бруски, рассматривая в холодном голубом свете нацарапанные на них цифры. Найдя нужный, он с щелчком отомкнул замок и отошел в сторону.
– Ну-с, приступим, – Бенедикт сверился со временем на часах и распахнул дверь.
***
Летнее солнце неторопливо поджаривало город. От черепицы на крышах двух- и трехэтажных домов исходило явственно видимое марево. Редкие и слабые порывы ветра приносили лишь мимолетное облегчение. А вместе с ним – запах рыбы из порта.
Шагающий вверх по пологому склону Ксандр поудобнее перехватил тяжелый пакет со свежей сдобой. И тут же судорожно сглотнул от запаха еще теплого хлеба герры Клары. «Лучшей выпечки нет даже на архипелаге!», как любила говаривать низенькая пекарша.
Очередная капля пота скатилась парню прямо в глаз, и он неловко попытался утереться плечом.
«Да что ж так жарко-то, а? Пепельный зной! Пепельное солнце! Пепельная булочная! – выругался про себя Ксандр. – И дернуло же матушку послать меня в булочную прямо в полдень… Ну неужто она не могла подождать еще хотя бы несколько часов? Но матушка это тебе на отец. С ней не попререкаешься… Эх, сейчас бы с ребятами на Утес...»
Высокую выдающуюся вперед скалу на краю острова венчал каменный столб, выточенный четырьмя ветрами. Парни додумались привязать к нему длиннющую веревку, второй конец которой обматывался вокруг пояса. А затем следовал прыжок в небо.
Дыхание на миг замирало, желудок медленно сдавливала стальная перчатка, а волосы рвал встречный ветер. Невесомость… Свобода! Полная свобода, пусть и всего на краткое мгновение. Рывок – и погружение в облако в конце. Прохлада влажными объятьями окружала тело, клубились вокруг белые кудри. Будто ты сам стал частью небес.
Со стороны порта раздались крики. Ксандр замедлил шаг и посмотрел в сторону пристаней. Плечи и шея парня напряглись. В небе над портом вились струйки дыма. Вновь раздались крики, но на этот раз куда ближе и отчетливее:
– Пираты! Бегите, пепел и буря, пираты!!
Пакет с выпечкой выпал из размякших рук. Свежая сдоба покатилась по пыльному склону. Ксандр побежал. В сторону пристаней. Домой, где остались родители.
***
Цветам темносроста в допросной было уже несколько лет. Их тусклый свет едва-едва разгонял сумрак. Осталось немного. Скоро они окончательно погаснут. Хитросделанные сиды не горели желанием выдавать секрет выращивания этого растения – еще бы, основа их экономики как-никак – и цены выставляли приличные. Так что начальство решило отправлять полумертвые уже светочи к заключенным. И для бюджета экономия, и узникам дополнительное угнетение. Сплошная польза.
Посреди допросной стоял крест из потемневшего от крови дерева. На нем висел юноша. Растрепанные вороные волосы падали на глаза. Высокий и широкоплечий. Бенедикт невольно оценил его атлетичное телосложение. Из-под кандалов, что обхватывали шею и запястья узника, капала кровь. Обсидиановые шипы, вонзаясь глубоко в плоть, вытягивали Ки, лишали сил.
Перед распнутым сектантом стоял стол со свертком из промасленной кожи. Чуть левее примостился еще один, только на этом лежали стопка чистой бумаги и письменные принадлежности. В углу помещения, но так, чтобы узнику было ее видно, расположилась жаровня.
– Боги мои! – воскликнул Бенедикт, садясь за центральный стол. Стопка отчетов опустилась перед ним. – Нет, ну можно выдержать? Тут же темень сплошная! Как тут вообще можно находиться? Верджил, будь другом, принеси из коридора цветок. И не закрывай дверь, а то тут дышать нечем.
Молодой церковник кивнул. Через мгновение природный светильник опустился рядом с отчетами. Бенедикт взглядом поблагодарил Верджила и на миг сжал его теплую гладкую ладонь. Дождался, пока помощник сядет за второй стол и кивком подтвердит готовность записывать. После чего обратился к узнику с сочувствующей улыбкой: