Книга предназначена для широкого круга читателей, находящихся без сознания.
Один раз я видела Марию Арбатову по телевизору. 1де-то с месяц назад шла какая-то идиотская передача, посвященная отношениям в семье. Невыносимо духовная ведущая произнесла что-то в таком роде: «Знаете ли, Мария, статистика утверждает, что женщины гораздо чаще являются инициаторами развода, чем мужчины. Не кажется ли вам, что это доказывает, что женщины гораздо больше страдают в браке?» На что Арбатова совершенно невозмутимо ответила, что нет, ей так не кажется. Ей кажется, что женщины просто с гораздо большей легкостью собирают все необходимые для развода официальные бумажки и с большей легкостью стоят в очередях в инстанции. Дальше все продолжалось по той же схеме. Ведущая спрашивала что-нибудь необыкновенно печальное и многозначительное, а Арбатова отвечала со всем возможным здравомыслием. Этот абсурд продолжался где-то с полчаса, набирая обороты. К концу эфира было полное впечатление, что ведущая вот-вот спросит: «Не кажется ли вам, Мария, что Солнце все-таки гораздо меньше Земли и на самом деле вокруг нее вращается, а не наоборот?» А Арбатова ответит: «Нет, мне так не кажется».
Когда этот ужас кончился, я еще подумала: вот какая симпатичная и неглупая женщина эта Мария Арбатова. Я всегда очень радуюсь, если обнаруживаю лишнее доказательство того, что не все женщины дуры. И тут я прямо пела и свистела от удовольствия.
Потом я купила книгу пьес Марии Арбатовой «По дороге к себе». Ну что тут скажешь? Читать это невозможно.
Я даже и не знаю, что тут писать. Настолько остроумная, веселая и профессиональная книга, что тираж в 30 000 кажется мне мизерным. По-моему, стопроцентный бестселлер на все времена. В предисловии сказано: «Словарь предназначается для использования возчиками гужевого транспорта, литературными критиками, политическими обозревателями, такелажниками, линейным персоналом строительных предприятий, преподавателями средней и высшей школы, работниками сферы услуг и розничной торговли товарами массового спроса».
А вот извольте, статья о слове «пердун»: «…употребляется исключительно с эпитетом „старый". Сказать „молодой П." – значит расписаться в собственной стилистической безграмотности. К категории старых П. относятся преимущественно раздражительные пенсионеры, занимавшие в прошлом руководящие посты… По достижении полной нетрудоспособности они переходят на эпистолярный жанр, засыпая длинными письмами редакции газет, радио и телевидения… Письма содержат точные указания о том, как руководить страной, и о том, что можно вещать по радио, показывать по телевидению, а что – ни в коем случае! В общем, это безобидные маразматики, и ненавидят их только сотрудники отдела писем…» Единственное возражение, которое возникло у меня по ходу чтения словаря, то, что «дура», по мнению авторов, является просто женской формой слова «дурак». Не могу с этим согласиться, поскольку «дура», в отличие от «дурака», – это целая мировоззренческая система. Или, если хотите, метод восприятия и контакта с действительностью. Уж я-то знаю, о чем говорю.
Новая книга Михаила Ардова – одна из самых диких причуд отечественного книгоиздания. «Возвращение на Ордынку» – это название первого раздела эссеистики Ардова, литературного. В него входят как авторские комментарии к записным книжкам Ахматовой, так и эссе о Гоголе, Зощенко, русском романе XIX века, «Мастере и Маргарите» Булгакова. Все они в разной степени интересны и достаточно спорны для любого читателя-неклирика. Все их отличает самоуверенная ловкость неофита – чего стоит одно только упоминание достойнейшей Елены Сергеевны Булгаковой как известной «московской прелестницы»: автор явно имеет в виду, что Елена Сергеевна была красавицей, кружившей головы, а не «женщиной дурной славы», как определяет «прелестницу» словарь Даля. С литературными суждениями Ардова, порой весьма проницательными, порой безапелляционными до простодушия, можно соглашаться, а можно и нет, это личное дело каждого.
Зато вот второй раздел – «Прописные истины», – посвященный православному (с точки зрения Ардова) отношению к морали, искусству, власти, смертной казни, Пушкину, демократии, вызывает какое-то веселое недоуменное бешенство. Пушкина как слугу сатаны я еще могу пережить – и покойник был, прямо скажем, не безгрешен, и само эссе мне уже доводилось читать. Ненависть к духовным поискам символистов я и сама отчасти разделяю. Неприязнь к «православному кино» я тоже испытываю, хоть и по несколько другим причинам, нежели Ардов. Но вот глубокое убеждение Ардова, что Спаситель своим Страстотерпием доказал, в частности, необходимость и благотворность смертной казни, – это уж извините.
И совсем уж невыносима гневная проповедь протоиерея, требующего от православных людей прекратить посещать любые зрелища и читать всякую суетную гадость и при этом выпускающего книгу, где под одной обложкой собраны апологетические заметки об Ахматовой, женщине, честно сказать, не самой праведной жизни, глубокое осуждение ее кумира Пушкина и толкование Святого Писания.
Около года примерно назад Ардов, кстати, выступал в программе «Старый телевизор». И поскольку его убеждения не мешают ему принимать участие в работе довольно раскованного в смысле нравственности канала, то и мы, соответственно, напрягаться особо не будем и прямо по прочтении книги протоиерея отправимся, например, в театр. Каков поп, таков и приход. Люблю я эту поговорку.
Под гипсом, который накладывают прямо на раны, не оперируя и не обрабатывая, у солдат заводятся черви и вши. Вши белесые, ленивые, черви тоже белые, с черными головками, они начинают размножаться и питаться раной, сводя человека с ума. Это называется «Солдат лечится». Ребенок умирает, угорев в крошечной сараюшке, но своим кашлем разбудив и спасши родителей. Это «Солдат женится». И при всем при том необычайно живая народная речь, крепкий и соленый юмор, смачный мат, фонтанирующая барочная реальность жизненной плоти.
Новая повесть Виктора Астафьева о последних годах войны и первых послевоенных. Это не модно, не cool, не изящно, не мило и не прелесть что такое. Это не Акунин, не интеллигентское чтение, и не Пепперштейн, то есть не молодежное чтиво. Большинству читателей, отравленных школьными уроками по военной прозе, это просто не придет в голову купить и прочесть. И зря, потому что такой книги о войне на русском языке еще не было. Собственно, мы и войну-то, как оказалось, себе совсем не представляли.
Как ни дико это прозвучит, но наибольшее сходство у «Веселого солдата» есть с «Романом с кокаином» Агеева. Невероятный авторский темперамент, изматывающая читателя откровенность, с трудом выносимая плотность переживаний, наконец, закольцованная композиция роднят и сближают два этих романа, во всем остальном находящихся не то что в разных плоскостях, но в разных литературных традициях. Их сходство определяется одним фактором – оригинальностью и масштабом личностей авторов. Способность Агеева наплевать на основное течение литературного процесса удивляет меньше – Агеев был воспитан в культуре, подразумевавшей свободу личности. Та же способность Астафьева поражает.
Помните, было время, когда Астафьев с остальными деревенщиками впал в националистическую ересь? И следа ее нет в новой повести. Сам ошибся, сам поправился. Сидит себе в своем селе Овсянка и так трезво, точно, безжалостно на все смотрит, да еще и пишет талантливо! Какую огромную внутреннюю силу нужно иметь, чтобы положить на общественные соблазны с таким прибором, с каким кладет на них Астафьев! Ведь даже Солженицын, уж никак не меньший писатель, не выдержал искушения пастырством, погряз в величии и надмирном гневе.