поднял глаза, вперив невидящий взгляд сквозь воды пруда, мельницу и лес
позади.
Его пьесу закрыли. Если и Марлоу решит не платить за книгу, он еще больше
погрязнет в долгах. Опустится до того, что начнет занимать у друзей. У
Филиппа, к примеру, или Сент-Сайреса. Его гордость взбунтовалась при мысли
о жизни за их счет, подобно какому-то жалкому дальнему родственнику.
Должен же быть иной выход.
Себастьян вновь обратил внимание на пачку бумаги. И предположил, что с него
не убудет, если он по крайней мере прочитает письмо. Возможно, изменения,
что она хочет внести, не стоят потраченной на их описание бумаги. Возможно,
невзирая на все заверения в краткости, ее письмо вовсе не было сжатым, а
напротив, расписывало на десяти страницах несколько мелких, легко
поправимых недостатков.
Приблизившись к рукописи, Эвермор опустился на траву и вытянул письмо –
все двенадцать страниц − из-под бечевы. Вероятно, он об этом пожалеет,
подумал Себастьян, и принялся читать.
Через пять минут он отшвырнул письмо, его опасения о состоятельности мисс
Меррик как редактора полностью подтвердились. Она спятила, если полагает,
что он внесет столь значительные изменения. С тем же успехом она могла
потребовать с него совершенно новую книгу.
В памяти всплыло ее лицо с прелестными золотистыми веснушками и
бирюзовыми глазами. Он как-то должен убедить ее бросить эту глупую затею с
исправлениями, опубликовать книгу в теперешнем виде и выплатить ему
деньги. Но как?
Себастьян решил, что можно прибегнуть к подкупу, предложить ей долю своего
гонорара, если она оставит рукопись как есть. Но тут же отмел эту мысль. Если
бы ее прельщали деньги, она б одобрила книгу и уже получила свое жалование.
Можно стать таким несговорчивым и сварливым, насколько возможно, но граф
подозревал, что и это не сработает. Мисс Меррик не пугливый маленький
кролик. Она достаточно упряма, чтобы выстоять, несмотря на самые
воинственные попытки выпроводить ее.
Где-то в отдалении зазвонили церковные колокола, вырвав Себастьяна из
размышлений. Что толку гадать об этом сейчас. Чтобы решить, как лучше всего
настроить мысли мисс Меррик на нужный лад, придется сперва поближе с ней
познакомиться, и сегодня представляется отличная для этого возможность.
Себастьян поднял рукопись и направился обратно к дому, дабы переодеться к
ужину.
Если бы Дейзи сочиняла роман, где действие разворачивается в загородном
графском поместье, то этот дом вряд ли был бы похож на Эвермор-Хаус. Она
бы нарисовала в воображении нечто роскошное, с позолоченными потолками,
ворсистыми обоями и мебелью, сплошь увешанной бахромой из бархатных
шариков. Но Эвермор был совершенно иным.
Он представлял собой добротное трехэтажное строение из скучного красного
кирпича и серого камня, обставленное скорее удобно, нежели изысканно.
Мраморные каминные полки отделаны незамысловатой резьбой, стены
украшены простыми обоями, белой лепниной и пейзажами в позолоченных
рамах – и нигде ни намека на бахрому из бархатных шариков. Это был
очаровательный дом, элегантный, но непретенциозный, и совершенно не
вязавшийся с представлениями Дейзи об аристократии.
Еще до ее тринадцатилетия нортумберлендский сквайр потерял свои земли из-за
глубокой любви к картам, полного неумения играть и еще более глубокого
пристрастия к выпивке, так что Дейзи выросла далекой от сельской жизни.
Недостаток роскоши в доме тем не менее с лихвой возмещался нарядностью
сада. Из любого окна, включая ее собственное, можно было насладиться июнем
во всей его красе. Из ее спальни открывался вид на цветочный островок в
окружении широких газонов. В вечерних сумерках пурпурные розы, голубые
побеги дельфиниума, бледно-зеленые веточки манжетки и белые соцветия
маргариток казались особенно яркими.
Ее взор миновал лужайку. В отдалении виднелась мельница с каменными
стенами и соломенной крышей. Дейзи могла разглядеть пруд с ивовыми
деревьями и даже гамак, но мужчины, которого она оставила рядом с ним, уже
не было, и, должно быть, в десятый раз после возвращения в дом, девушка
понадеялась, что поступила правильно.
После разговора с Люси около недели тому назад, Дейзи долго и напряженно
размышляла, каким должен быть ее следующий шаг. В конце концов, пришлось
признать, что она несет обязательства: во-первых, перед Марлоу как перед
нанимателем, во-вторых, перед собой и своим личным чувством достоинства, а
в-третьих, как она уже начинала понимать, перед своим подопечным.
Обязательство это, Дейзи полагала, во многом походило на врачебный долг,
поскольку требовало от нее в первую очередь не навредить. Она понимала, что
уже переступила эту черту своей разгромной рецензией. И хотя не жалела о
высказанном мнении, однако сознавала, что должна была предугадать действие,
которое окажут ее слова на Эвермора. Дейзи отвела взгляд от мельницы и
понадеялась, что сегодняшний шантаж не принесет больше вреда, нежели
пользы.
Поздно сомневаться, решила Дейзи. Если граф выведет ее на чистую воду и
откажется исправлять книгу, это будет его выбор, и только Марлоу станет
решать, принять книгу или же отказаться издавать ее в таком виде. Дейзи
получит вознаграждение при любом раскладе. Марлоу сам ее в этом заверил. В
письме она изложила свое мнение как можно тактичнее. Если Эвермор
откажется вносить изменения, она будет свободна от обязательств и отправится
домой, зная, что сделала все возможное.
Почему бы вам всем не оставить меня в покое?
Дейзи вспомнила его отчаянный, сердитый голос, и осознание того, что она
сделала все возможное, перестало казаться таким уж утешением.
В дверь тихонько поскреблись, и, отвернувшись от окна, Дейзи увидела
строгого вида служанку в сером ситцевом платье, накрахмаленном переднике и
чепце, вошедшую в комнату с кувшином горячей воды и стопкой белоснежных
полотенец.
− Меня зовут Элисон, мисс, я горничная, − объявила служанка, положив
полотенца и наливая горячую воду в таз на малахитовой столешнице
умывального столика. – Миледи велела прислуживать вам, поскольку вы не
привези из Лондона собственную горничную.
− О, но… − Дейзи вовремя прикусила язык, чуть не признавшись, что у нее
никогда в жизни не было горничной. Она напомнила себе, что вовсе не
обязательно признаваться в таких вещах едва знакомой женщине. – Благодарю,
мисс Элисон, − вместо этого произнесла она. – Я ценю вашу помощь.
Если горничная и посчитала эту сцену странной, то была слишком вышколена,
чтобы выказать удивление.
− Я распаковала ваши вещи, мисс. Голубое шелковое платье я отправила в
прачечную для глажки, а юбки повесила в гардеробе. Надеюсь, вы не против?
− Нет, разумеется, − повернув голову, Дейзи потрясенно оглядывала
упомянутый гардероб. Этот предмет мебели сохранился с прошлого века, когда
дамы носили кринолины, а на платье требовалось шесть ярдов ткани. Ее три
юбки из тонкой летней шерсти и полдюжины блуз выглядели удручающе
несоразмерными с зияющей пропастью шкафа.
− Остальные вещи в туалетном столике, − продолжила Элисон, вновь обратив
на себя внимание Дейзи. – А вашу маленькую кожаную папку я положила
прямо возле него. Когда ваш вечерний наряд будет готов, я немедленно его вам
принесу. А покамест, если вам что-то понадобится, мисс, просто позвоните.
Сонетка здесь, у кровати.
Посмотрев на украшенный кисточкой шнур из золотистого шелка, висевший
возле простой кровати с пологом на четырех столбиках, Дейзи кивнула.
− Вижу. Во сколько здесь подают ужин?
− В восемь, мисс. Первый гонг прозвучит за полчаса, чтобы гости могли начать
собираться в гостиной.
Совсем как на Литтл-Рассел-стрит. Дейзи улыбнулась этой мысли, ибо во всех
прочих отношениях ничто здесь не напоминало ей прозаичную благородную
нищету меблированных комнат в Холборне.– А завтрак?
− В восемь утра в столовой на буфет выставляют подогретые блюда, и гости
могут угощаться. Если, конечно, вы не желаете, чтобы вам подали завтрак в
комнату. Леди часто предпочитают завтракать у себя.
− Нет, Элисон, благодарю. Я спущусь к завтраку.
− Хорошо, мисс. – Горничная присела в реверансе и удалилась, закрыв за собой
дверь.
Дейзи воспользовалась горячей водой, чтобы смыть дорожную пыль, надела
свежее нижнее белье и чулки и уселась за туалетный столик, где горничная уже
разложила ее черепаховую щетку, гребень и зеркало. Она распустила волосы,
расчесала их, затем свернула и заколола в тугой непокорный шиньон на