сих пор одна, и это приводит ее в ужас.
Себастьян расхохотался.
– А вы? Не используете свои связи, чтобы заполучить мужа? Любая на вашем
месте именно так бы и поступила.
– Подруги, разумеется, предлагали представить меня обществу. Но… – Дейзи
замолчала, подбирая слова. – Но мы, Меррики, слишком гордые и независимые.
Моя сестра, – добавила она, – стала настоящей деловой женщиной. Она владеет
агентством по найму, подбирает прислугу для зажиточных матрон, машинисток
для солиситорских контор и прочее в этом духе. Она весьма успешна.
Казалось, он видел ее насквозь.
– Вы ей завидуете, верно?
Споткнувшись, она остановилась.
– Да, – призналась она прежде, чем Себастьян успел ее остановить. – Это делает
меня ужасной?
– Нет, цветочек, – мягко произнес он, остановившись рядом. – Это делает вас
человеком.
Дейзи взглянула ему в лицо.
– Моя сестра – совершенство, – вдруг заговорила она. – Всегда говорит
правильные вещи и поступает правильно. Она преуспевает во всем, за что
берется. А еще она красавица. А я слишком высокая, слишком худая, да еще все
эти веснушки и волосы морковного цвета. Люси совсем на меня не похожа. У
нее как раз те золотистые волосы, по-детски голубые глаза и губы, подобные
бутону розы, о коих вы как-то упоминали. Она прекрасна. И вдобавок, тактична
и благовоспитанна. Она управляет процветающим делом и уже получила три
предложения руки и сердца. Три!
Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но Дейзи продолжала:
– К сожалению, я не обладаю ее умом, чтобы открыть дело. И мне двадцать
восемь, а я не получила ни единого предложения. У меня даже никогда не было
поклонника.
Ни одна здравомыслящая женщина не станет признаваться в подобных вещах,
особенно мужчине, и все-таки Дейзи не в силах была остановить хлынувшие
потоком слова.
– Вы были правы, сказав, что я не умею писать о романтике, потому что не знаю
как. И не то чтобы я хорошо образованна. Я не умею вышивать и играть на
фортепьяно. Не умею танцевать, рисовать, петь, я слишком прямолинейна и
слишком откровенна для умной беседы.
Выговорившись, Дейзи почувствовала себя легко, как никогда прежде. Не зря
говорят, будто признание – половина наказания.
– Я сменила с дюжину должностей, – продолжала она. – Служила гувернанткой,
машинисткой, телефонисткой, помощницей модистки, но меня неизменно
вышвыривали с каждого места работы, потому что я никак не научусь держать
язык за зубами. Вот почему я здесь и занимаюсь этим. Марлоу нанял меня,
чтобы помочь вам, и я отказываюсь подводить его. Я отказываюсь вылетать с
еще одной работы.
Она прижала ладонь к груди.
– И если я стану превосходным писателем, Марлоу опубликует мой роман. Если
он это сделает, у меня появится что-то свое, только мое собственное, некое
достижение, которое можно взять в руки и сказать: «Да, я сделала это». Вот
почему я так настойчиво толкаю вас написать вашу книгу и убеждаю научить
меня всему, что знаете, чтобы я смогла стать таким же великим писателем, как
вы. Хоть раз в жизни я хочу в чем-то преуспеть.
Уронив корзину для пикника, Себастьян заключил ее в объятия, с такой силой
притянув к себе, что Дейзи захлебнулась в потрясенном вздохе.
– Это самая нелепая чушь, какую я только слышал, – свирепо заявил он. – Я
ведь уже говорил, что ты чертовски привлекательная женщина. Боже, неужели
ты полагаешь, что я согласился бы вновь взяться за перо, если бы наградой за
мои мучения служили поцелуи дурнушки? Признай, я разбираюсь в женщинах,
ладно?
Она открыла рот, но он не дал ей вставить слово.
– Если я еще раз услышу, как ты поносишь свои изумительные веснушки или
эти роскошные волосы, – продолжал он, – то сорвусь и разобью себе голову об
стену. Не хочу умалять обаяние твоей сестры, но, полагаю, те брачные
предложения она получила не невзирая на свое процветающее дело, а благодаря
ему. Как я уже говорил, большинство мужчин эгоистичны, а некоторые, жаль
признавать, вдобавок жадны и ленивы. Найдется немало таких, кто будет
счастлив через женитьбу прибрать к рукам успешное дело, нежели построить
его тяжким трудом.
Он умолк, чтобы перевести дух, затем продолжил:
– Что же до светских манер, я знал дюжины хорошо воспитанных женщин. Я
был окружен ими всю свою жизнь, и да, они умеют вышивать, петь и рисовать,
но что касается интеллигентных бесед, у большинства из них все мысли
уместятся в наперстке! Кроме того, ты жила в меблированных комнатах для
женщин, сама зарабатывала себе на жизнь и писала книги. Гувернантка?
Помощница модистки? Единственная причина, по которой у твоей двери не
выстроился целый ряд поклонников, проста. Ты не встречала мужчин. Между
прочим, к занятию писательством это тоже относится, так что хватит
жаловаться. Просто ты большую часть времени проводишь в одиночестве. А раз
уж мы об этом заговорили, позволь добавить, что ты и без того уже хороший
автор и тебе не нужен никакой издатель, дабы облечь свои слова в кожаную
обложку, чтобы это доказать. Но если ты чувствуешь потребность быть
опубликованной, дабы ощутить себя по-настоящему успешной женщиной, не
беспокойся. Чтобы стать публикуемым, писателю, помимо таланта, нужно
обладать двумя вещами: упорством и смелостью. Поверь, цветочек, оба этих
качества у тебя в избытке!
На этом он умолк, но Дейзи была так изумлена, что не могла придумать, что
сказать. Только что Себастьян описал ее саму и обстоятельства, в которых она
оказалась, с неведомой ей прежде стороны, так что только через несколько
секунд она, наконец, нашлась с ответом.
– Спасибо, – выдавила она.
Выпуская ее из рук, он казался почти смущенным этой вспышкой .
– Пожалуйста.
Подняв корзину для пикника, он продолжил путь, но Дейзи не двинулась с
места. Вместо этого она глядела ему вслед, а по губам ее медленно расползалась
улыбка, счастье, подобно солнечному свету, затопило ее изнутри. Люси, со
всеми ее хорошими манерами, достижениями и поклонниками, в жизни не
слышала таких речей. И Дейзи была сим чрезвычайно довольна.
Примечания:
[1] Нансук (франц. Nansouk) – легкая, тонкая хлопчатобумажная ткань, из
которой шьют нижнее и постельное белье.
Evelina 18.09.2014 10:39 » Глава 14
Перевод: Evelina
Редактирование: kerryvaya
Глава 14
Завоевывать недостаточно – надо научиться соблазнять.
Вольтер
Себастьян быстро шагал вниз по тропе, под каблуками ботинок хрустел гравий,
а в голове до сих пор звенели слова Дейзи.
Чтобы я смогла стать таким же великим писателем, как вы.
Осознание того, что она питает столь большие надежды в отношении него и
успеха их затеи, пугало Себастьяна до чертиков. Если он и мог чему-то ее
научить, то только тому, что не стоит связывать с писательством столь
грандиозные мечты. Сие занятие причудливо, жестоко и непредсказуемо, и
вовсе не из тех, на которые стоит возлагать чьи-то надежды или самооценку. А
еще он неимоверно злился, слушая, как она отзывается о себе, словно, кроме
писательского таланта, в ней нет ничего примечательного. Словно ее честность,
оптимизм и жизнерадостность не стоят и гроша. Что станется с ней, если
писательство погубит в ней все эти качества? Что будет, если она станет
похожей на него? Почему-то больно было, заглядывая в будущее, представлять
Дейзи этаким пресыщенным, видавшим виды циником, в которого превратился
он сам. А это произойдет, если она не будет осторожна и если никто не наставит
ее на верный путь.
Остановившись, он с отчаянным стоном прижал ладони ко лбу. Вся эта чушь с
наставничеством была лишь хитростью. Он не собирался заниматься им на
самом деле.
Хруст гравия заставил Себастьяна опустить руки и оглянуться через плечо.
Увидев, как Дейзи выходит из-за поворота, а солнечные лучи играют в
блестящих волосах, волосах, которые она даже не считала красивыми, он не
сдержался.
– Когда-то я был совсем, как вы, – произнес он, оборачиваясь. – Считал, что
писательство – это все, ради чего стоит жить. Думал с помощью него доказать
отцу и самому себе: я что-то значу не потому, что от рождения принадлежу к
определенному классу, не оттого, что мне судьбой уготовано стать следующим
графом Эвермором, но потому, что могу в чем-то достичь совершенства.
Подобно вам, я желал чего-то, что смогу назвать своим. В душе я ощущал
некую пустоту и полагал, что творчество ее заполнит. – Он глубоко вздохнул. –