потребность в ней, когда воспоминания преследуют его повсюду?
Наверное, он мог бы уехать. Но куда? Африка потеряла для него былую
привлекательность. Аргентина тоже не манила. Франция, Италия и Швейцария
не рассматривались по объективным причинам. Америка… Он задумался об
Америке, стране новых начинаний. Конечно, в том, чтобы отправиться туда,
была определенная ирония, но…
– Странно, – вторгся в его мысли голос Матильды, – но теперь, думая об этом, я
поняла, что ты не написал ни единой истории со счастливым концом.
Себастьян не обратил внимания на сие замечание. Америка вполне подходила,
он слышал, что это изумительная страна, но…
– Возможно, стоит это сделать.
Голос Матильды вновь прервал его размышления.
– Прошу прощения? – переспросил он, все еще во власти воображаемой
картины.
– Я говорю, возможно, тебе стоит написать счастливую концовку.
Себастьян так глубоко погрузился в собственные мысли, что потребовалось
некоторое время, чтобы ее слова просочились внутрь, но как только это
произошло, на память пришли слова другой женщины, той самой, которую он
изо всех сил пытался забыть.
Ради бога, Себастьян, иногда люди влюбляются и живут счастливо до конца
жизни! Ты ведь знаешь, что так бывает.
Тогда он не обратил на слова Дейзи особого внимания, но теперь они поразили
его, подобно землетрясению. Весь его мир треснул, затрясся и изменился. А
затем у него внезапно возникло ощущение, будто теперь он видит все прямо, а
прежде смотрел на вещи вниз головой. Он не желал никуда уезжать. Он хотел
до конца дней жить здесь, в Эверморе, писать книги в этой библиотеке,
рыбачить на дуге Осборна и проживать жизнь. С женщиной, которую любил.
– Ты права.
Себастьян направился к двери, прихватив по дороге рукопись.
– Куда ты?
– На поиски счастливого конца, – ответил он, надеясь, что отыщет оный не
только в романе.
Дейзи вставила в печатную машинку чистый лист бумаги и провернула
колесико. Трижды толкнула металлический рычажок, дабы отрегулировать
ширину поля, затем, положив пальцы на клавиши, отыскала нужное место на
середине рукописной страницы справа от себя и продолжила работу.
Роман пера Розамонд Дитрикс под названием «Там, где течет страсть» был
ужасен, но в машинописном и секретарском бюро миссис Хотон Дейзи держали
не за тем, чтобы она высказывала свое редакторское мнение. Она получала пять
шиллингов в неделю за то, что превращала рукописные страницы в печатные, и
стенографировала, когда требовалось.
Это место досталось ей не через агентство Люси. Дейзи отыскала его сама, и в
ту самую секунду, как села за этот стол, она поклялась, что, несмотря ни на что,
больше не потеряет свою должность из-за острого языка и несдержанного
нрава.
За два месяца работы в бюро она не получила ни единого замечания. Люси
очень ею гордилась.
«Он заключил ее в сильные мужественные объятия», успела напечатала Дейзи, прежде чем машинку заело и ей вновь пришлось остановиться. Откинув крышку
«Ремингтона», она увидела, что ленту зажевало и принялась ее высвобождать.
По сути, Люси довольно спокойно восприняла всю ситуацию, к великому
удивлению Дейзи.
Никаких нотаций, обвинений и упреков. Потеря должности в Девоншире не
особо удивила сестру, в отличие от того обстоятельства, что, объявив об этом,
Дейзи разразилась слезами. Однако Люси отреагировала со всем присущим ей
непоколебимым спокойствием. Вскочив из-за стола, она препроводила
всхлипывающую младшую сестренку в комнаты. И там, с помощью маленького
стаканчика мерзкого сливового джина миссис Моррис и охапки льняных
носовых платков, Дейзи выложила ставшей на удивление заботливой и
сочувствующей Люси всю историю целиком, включая деликатно высказанное
признание в потере невинности.
Когда вся правда открылась, Дейзи наконец сумела совладать с эмоциями,
яростный гнев вставшей на ее защиту Люси несколько поулегся и Дейзи
удалось отговорить сестру от того, чтобы найти папин пистолет и укоротить
отпущенный Эвермору срок, она кратко изложила свои дальнейшие планы,
включая намерения самостоятельно найти следующую работу и закончить
роман.
За десять прошедших с тех пор недель Дейзи исполнила и то и другое.
Ее роман рассматривался у Марлоу, а она тем временем стала самой быстрой,
самой аккуратной машинисткой и стенографисткой в бюро. Это не та
волнующая должность, о какой ей мечталось, но это было ее дело, она
преуспевала в нем, а жизнь продолжалась. Она пыталась довольствоваться тем,
что имела. Но иногда по ночам, когда гостевой дом погружался в тишину и все
остальные мирно спали, Дейзи сидела у окна, воскрешая в памяти лабиринт,
павильон или же летний домик, и вспоминала, на что похожа любовь.
Работавшие рядом с ней машинистки производили жуткую какофонию звуков.
Один из клерков промчался мимо ее стола и, широко распахнув обитую
зеленым сукном дверь, прошел в административное крыло. Дверь, по присущей
всем клеркам привычке, он оставил открытой,
Дейзи никак не могла подняться и закрыть ее, поскольку руки были заняты
печатной лентой.
Она сидела ближе всех к выходу, поэтому через открытую дверь до нее вдруг
донесся исполненный достоинства голос личной секретарши миссис Хотон.
Дейзи слышала, как та говорит по телефону:
– О да, мадам. Машинописное бюро миссис Хотон немедленно отправит к вам
стенографистку. Ваш адрес, пожалуйста?
Дейзи наконец удалось высвободить ленту и начался кропотливый процесс
наматывания ее обратно на валик прямо внутри машинки, но, когда она
услышала, что мисс Бейтмен произнесла ее имя, то, обнадеженная, прервала сие
занятие.
– Мисс Меррик? Говорите, она уже работала на вас прежде? – Последовала
пауза. – Безусловно, ваша милость. Возможно, у нее уже есть заказ, но да, я
обязательно справлюсь у миссис Хотон. Могу я перезвонить вам чуть позже?
Мэйфер, шесть… два… четыре… четыре? Да, записала.
Дейзи едва не запрыгала от радости. Даже в такой холодный дождливый
ноябрьский день отправиться на вызов куда лучше, нежели торчать в стенах
бюро. Но когда несколькими мгновениями позже появилась миссис Хотон и
остановилась возле ее стола, Дейзи удалось спрятать свой восторг под
приличествующими леди достойными манерами.
– Да, мэм? – произнесла она, поднявшись из-за стола.
– Шесть двадцать четыре, Парк-лейн, – проговорила миссис Хотон. – Маркизе
Кейн немедленно требуется стенографистка. Она спрашивала вас.
Дейзи моргнула. Мария позвонила, чтобы нанять стенографистку?
Миссис Хотон протянула ей шестипенсовик.
– Здесь должно хватить на такси до Мэйфера и на обратную дорогу на
омнибусе. Ну же, не стойте столбом, мисс, – нетерпеливо добавила она, когда
Дейзи не двинулась с места. – Хватайте свой макинтош, записную книжку,
карандаши и отправляйтесь. Не годится заставлять маркизу ждать!
– Да, мэм.
Озадаченная Дейзи поступила, как велено. Некогда Мария жила на Литтл-
Рассел-стрит, но переехала из меблированных комнат, чтобы открыть
булочную, а впоследствии вышла замуж за маркиза. Это была весьма
романтическая история, достойная, по мнению Дейзи, того, чтобы написать по
ней роман. Но непонятно, зачем Марии вдруг понадобилась стенографистка.
Единственное приходящее на ум объяснение – подруга сделала это ради нее,
ведь то, что о Дейзи спрашивала сама маркиза несомненно произведет на ее
нанимательницу самое благоприятное впечатление.
Но когда в роскошной лондонской резиденции маркиза Кейна на Парк-лейн
дворецкий забрал у нее плащ и препроводил в бело-золотую гостиную, Дейзи
обнаружила, что ее там поджидает не одна только подруга.
Рядом с блондинкой Марией на софе сидел хорошо знакомый Дейзи
темноволосый мужчина. Пока дворецкий объявлял ее имя, Дейзи застыла в
дверях, глядя, как Себастьян поднимается и поворачивается к ней. Его лицо
было серьезно, без всегдашней ироничной полуулыбки, но он был так же
красив, как прежде, и по-прежнему больше походил на исследователя, чем на
писателя. При виде него сердце скрутило от боли, но она стойко выдержала его
взгляд.
– Дейзи, – шагнув вперед, поприветствовала ее Мария.
– Мария, – рассеянно пробормотала она и, не сводя с Себастьяна глаз,
подставила щеку для дружеского поцелуя. – Ты посылала за мной?
– Я посылал, – в ответ поправил ее Себастьян. – Просто назвал адрес маркизы.
– Ты? Но зачем?
Этот вопрос вызвал у него улыбку. Один уголок рта немного изогнулся.