Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, подошли к концу и наши каникулы. Мы уже были в Лондоне, когда пришла почта с письмами для студентов. Не сговариваясь, решили не прерывать отдых ради покупки учебников, поэтому эту почетную миссию возложили на домовиков. А сами взяли билеты в Королевский Дом Оперы, Королевский Шекспировский Театр и на пару рок-концертов. В перерывах решили посетить так много сеансов кино, как получится.
Северуса немного напрягало то, как фамильярно вел себя Малфой с Адрианом. С одной стороны, его это, вроде как, совершенно не касалось, а, с другой, смотреть, как сиятельный лорд то обопрется на Олливандера, чтобы заглянуть через его плечо в книгу, которую тот читает в этот момент, то потреплет по плечу, очаровательно улыбаясь, то расхаживает вокруг в полностью расстегнутой рубашке, многозначительно стреляя в сторону его друга глазами, попросит намазать спину кремом для загара… Это выводило из себя. И однажды он, не выдержав, дождался, пока они останутся с Люциусом один на один, и саркастично осведомился:
- А Нарцисса тебя не ревнует? Все-таки ты не первое лето проводишь без нее.
- Если и ревнует, то никогда этого не показывает, – беспечно пожал плечами Малфой. – Но я не понимаю, почему этот вопрос занимает именно тебя.
- Это я к тому, чтобы ты не забывал: у тебя семья, так что не стоит морочить Адриану голову.
- О! А я все ждал, когда же тебя прорвет, – рассмеялся Малфой, нисколько не смутившись. – Северус, ты определись уже, нужен ли тебе Олливандер в романтическом плане. И, если нет, то отойди в сторону и не мешай другим… заинтересованным. А насчет семьи, хочу сказать, что далеко не все такие моралисты, как ты. И Адриан, думаю, будет не против небольшой интрижки. Кроме того, я не уверен, что именно интрижкой все и ограничится: разводы еще никто не отменял.
Тогда Снейп промолчал и вышел из комнаты, но этот разговор крепко засел в его памяти. Действительно, в качестве кого он хотел бы видеть Адриана Олливандера? Лучшего друга? Или…
====== Глава 37. ======
Третий год начался, да и продолжался, совершенно спокойно: Гаррик держал слово и вел себя образцово. Они с Драко нашли для себя более спокойное хобби: оба решили, что, когда вырастут, станут артефакторами, как дед Гаррика, вместе с которым мы начали еще один совместный проект, и поэтому тот стал часто приезжать в Хогвартс. На почве артефакторики они сошлись с близнецами Уизли, чем бы, несомненно, шокировали Люциуса, если бы тот об этом узнал. Но лорд в последнее время был занят какими-то денежными вопросами, поэтому появляться стал не так часто. Ребятки же усовершенствовали, наконец, мои чары и предоставили широкой общественности новинку: магический магнитофон. Гаррик, совершенно по-взрослому оформил через гоблинов патент на это изобретение, и теперь у всех четырех ребят появился свой источник дохода. Отчего их желание посвятить себя созданию артефактов и изобретательству только усилилось. Кстати, может, именно благодаря общению с моими змейками, близнецы выросли куда более сознательными, поэтому на первокурсников они просто не обращали внимания, не ставя на них тех опытов, которые я помнил по своей жизни Гарри Поттера. Да и шутили они теперь куда реже, менее зло и с большим чувством вкуса.
Новогодние праздники всей честной компанией справляли в Замке. Кстати, только там я заметил, что поведение Снейпа как-то неуловимо поменялось: он стал более задумчивым, замкнутым, и временами мог молчать часы напролет, например, уставившись в пламя в камине и напряженно о чем-то думая. Люциус, наконец, завершил все свои дела с управляющими и смог вырваться к нам в гости, где Драко огорошил его новостью о своих успехах на ниве артефакторики, подарив тот самый магический плеер. Пока Малфой вертел в руках маленькую коробочку, пытаясь разобраться в наложенных на нее чарах, Драко стал рассказывать мне об их дальнейших творческих планах. Я довольно кивнул:
- Все правильно. Еще пару-тройку лет упорной работы и саморазвития, и у вас отбоя от девушек не будет. Как говорила одна моя хорошая знакомая: думайте, это сексуально!
Я оглянулся и заметил два заинтересованных взгляда, Люциуса и Северуса, которые, как оказалось, тоже прислушивались к нашей беседе.
С самого начала года Снейпа терзали сомнения. Ему всегда казалось, что он любит Лили, это был незыблемый факт, основа всего, тот стержень, вокруг которого формировалась сама личность Северуса Снейпа. Ее гибель ничего не изменила: он просто стал лелеять память о ней. И все бы было просто и понятно, но возник непредвиденный фактор в лице Адриана Олливандера, который с первых же дней их знакомства беспардонно вторгался в его личное пространство. И в глубине души Снейп знал, что ему нравится все, что делает Адриан: совместные приемы пищи, беседы о зельеварении, задушевные разговоры, да просто тот факт, что он теперь не один и всегда может прийти к Адриану, например, чтобы рассказать услышанный анекдот или на чашечку чая. Но только теперь он осознал, что, как-то вкрадчиво и ненавязчиво, Адриан усыпил его бдительность и занял все мысли и все личное пространство Северуса. Как будто стал частью его, самой важной и значимой частью. Что это? Любовь? Или просто потребность в общении с живым человеком, который тоже относится к тебе с симпатией и уважением? Умным, начитанным, эрудированным, талантливым, обаятельным, искренним, внимательным, важным для тебя человеком. Ответ на этот вопрос лежал где-то за областью понимания Северуса.
Инсайт произошел во время зимних праздников, которые он, традиционно, справлял вместе с Олливандерами. В какой-то момент, глядя на то, как вокруг Адриана увиваются Люциус и Квиррелл, Снейпа затопила такая волна ярости, смешанной с желанием проклясть их обоих, что его даже затрясло и стало слегка подташнивать. С трудом взяв себя в руки, Северус уставился в камин, чтобы не спровоцировать рецидив, и признал: как минимум, ревность в его отношении к Олливандеру присутствует. А, значит, вполне возможно, что и остальные составляющие влюбленности где-то там, в глубине души, есть. Вопрос в другом: стоит ли их закопать, похоронить еще глубже, или, наоборот, вытащить на свет, чтобы убрать эту выматывающую неопределенность, которая появилась в его общении с Адрианом после летних каникул.
Сам Адриан тоже задачу не облегчал. Снейпу столько раз было сказано, что он друг Олливандеру, что возникало закономерное опасение: ну, скажет он, например, о том, что хотел бы развивать их отношения, а Адриан рассмеется в лицо, заявив, что и отношений-то никаких нет. Друзья. Теперь фраза «Адриан – мой лучший друг» звучала, скорее, насмешкой. Или нет, Адриан, конечно, не стал бы смеяться, это Северус себя немного накрутил. Он просто скажет, что такие отношения для него неприемлемы. И это тоже будет конец: общаться станет настолько неловко, что Снейп первый возведет снова все свои защитные барьеры.
Северус с трудом сглотнул, потому что в горле пересохло от одной мысли об этом. Снова остаться в полном одиночестве, после того, как он узнал, каково это – иметь лучшего друга, и потерять самого близкого человека.
Да даже самый оптимистичный вариант, в котором Адриан принимал его чувства и у них появлялись отношения, пугал не меньше. Снейп, к своему стыду, знал об этих самых отношениях только понаслышке: изредка ловил целующиеся парочки студентов, снимая с них баллы, слушал жалобы на супружескую жизнь от Люциуса, видел фотографии со свадьбы Лили… И совершенно не представлял, как ему нужно будет вести себя с Адрианом. Ну не цветы же или шоколадки ему, простите, дарить? Да и комплименты, из серии, «Солнышко, у тебя такие красивые глазки», тоже, наверно, исключаются. Почему-то в воображении Северуса он тянул эти слова манерным голосом, отчего его лицо в реальности перекосила гримаса отвращения. Да у него язык не повернется такое сказать! Или, наоборот, вот, например, возьмет его Адриан за руку и скажет: «Мой котенок!», или, даже так «Мой котеночек!».