Андрей обошел табурет и сел на длинную скамейку, стоявшую вдоль стола.
На какое-то время стало тихо. Девушки с откровенным любопытством рассматривали нового офицера. Хоронясь от их взглядов, Земляченко наклонил голову и смотрел не на солдат, а на работу, которой они занимались. Одна из девушек обвязывала кружевом платочек, в ее руках снова замелькал костяной крючок, а белый клубочек раз за разом подпрыгивал, когда вязальщица подтягивала к себе нитку. Рядом девушка с ефрейторскими нашивками на погонах делила лист белой бумаги на клетки, готовясь перерисовать с газеты, которая лежала перед ней, портрет Героя Советского Союза.
Сидя на краю кровати, девушка в большой, свисавшей с плеч гимнастерке штопала носок, напялив его на солдатскую алюминиевую кружку. Нитки ложились одна возле другой туго, как струны. Русые кудряшки спадали ей на глаза, и она, откидывая их, встряхивала головой. Перед той, что пригласила Андрея сесть, лежала раскрытая книга. Появление офицеров перебило ее чтение, и она то бросала взгляд на начальство, то опять тянулась глазами к страницам книги.
И только одна девушка у тумбочки, над которой низко свисал фонарь, чистила разобранную винтовку.
«Ну и солдаты!» — горько подумал Андрей, наблюдая, как искусно штопает носок его соседка. Чтобы как-нибудь начать разговор, он протянул руку к книге:
— Что читаете?
— Да так, одна повесть, — сдержанно ответила девушка.
Андрей бросил взгляд на твердую обложку. На ней виднелся полустертый цветной рисунок: размахивая саблями, французы в красных мундирах и высоких медвежьих шапках наполеоновской гвардии окружили стройного русского гусара. Он сидит верхом на лошади и лихо рубится с врагами. Выведенное полукругом название книги стерлось. Титульную и первые страницы «зачитали». Андрей знал, что на семнадцатой или тридцать третьей странице внизу можно найти название произведения. Перелистал страницы с потертыми серыми уголками и прочел: «Смелая жизнь».
— Интересная?
— Очень! — откликнулось несколько голосов.
— О чем?
— О войне. О Надежде Дуровой.
Надежда Дурова! Где-то он слышал эту фамилию. Но где? Многозначительно протянул:
— А-а…
— Читали?
— Старое издание. Наверное, и в библиотеке не найдешь. Нравится?
— Тут о девушке одной, которая пошла с французами воевать. Это когда Наполеон на Россию напал.
— Переоделась мужчиной, — добавила художница, оторвавшись от черчения. — Потому что женщин тогда в армию не брали.
— И никто не знал, что корнет Александров — это Надежда Дурова… Интересная жизнь у нее была! — проговорила после паузы собеседница Андрея, взяв из его рук книгу.
— А что хорошего? — вмешалась Мария Горицвет, которая, закончив работу в парикмахерской, пришла в казарму. — Счастья так и не видела, только и всего что слава.
— Как же вы понимаете счастье? — с удивлением спросил Земляченко.
— Обыкновенно. Сколько бывает, что человек всего себя отдает работе, а сам остается без личного счастья. Да что далеко ходить!..
Андрей поймал себя на том, что насмешливо посматривает на Грищука: «Вот тебе и терпеливое мужество!»
— Замуж потянуло! — не растерялся Грищук. — Тогда, Мария, надо было не в армию проситься, а дома сидеть.
— Там ей было не очень весело, — не поднимая головы, кольнула Марию художница. — Старые да малые остались.
— Ну кто пришел сюда за личным счастьем, тот дверью ошибся, — подсмеивался Грищук. — Впрочем, кто ищет, тот найдет. Только действуйте побыстрей, а то закончится война, и хлопцы по домам разбегутся…
— Очень нужны нам хлопцы! Что мы, любовь крутить сюда приехали, товарищ лейтенант? — раздался чей-то строгий голос из глубины казармы. — Не дождутся того ваши хлопцы!..
В полутьме Земляченко не смог разглядеть лица говорившей.
До сих пор он завидовал своему спутнику, который так непринужденно разговаривал с девушками в солдатской форме. Грищук ему понравился, и Земляченко уже собирался рассказать о приключении на речке. Однако сейчас он рассердился на лейтенанта, сведшего интересный разговор к пошловатой шутке.
Тем временем дневальная, взглянув на часы, скомандовала:
— Готовиться к смене!
Девушка, которая штопала носок, сделала последний стежок, вытянула кружку и воткнула иголку в отворот пилотки. Одновременно поднялась художница. Свернув рисунок, она положила его в тумбочку. Начали готовиться к смене и солдаты, сидевшие поодаль на своих кроватях. Собирались они не торопливо, но и не медленно — как люди, которые делают привычное дело. Туже затягивали ремни, расправляли складки на гимнастерках. Взяв с полки возле столика дневальной щетку, по очереди обмахивали в коридоре свои кирзовые сапожки.