Глянув на бутылку в её руках Роман подумал, что и ему чего-нибудь бы выпить. Поднявшись и подойдя к плите он спросил из вежливости:
– Доченька… Будешь чай?..
– Нет, спасибо…
Чайник наглотался воды и прыгнул на огонь. Приготовив рядом с плитой кружку с пакетиком Роман вернулся за стол и взглянул на дочь уже требовательно и даже грозно. Неохотно телефон отложив Настя подняла на него красноватые, будто невыспавшиеся глаза. Её лицо приняло выражение вынужденности.
– Да, пап, чего ты хотел?..
Не дожидаясь, когда ей что-то скажут, она свинтила крышку и припала к горлышку.
Роман думал, что начнёт быстро, со скоростью, с которой его мысли бежали всего несколько минут назад. Нездоровый вид дочери его охладил. Вместе с Настей на кухню будто вползла атмосфера киселя, болота или речки, прекратившей течение. Роман еле отыскал подходящие слова, чтобы приступить.
– Доченька… Тебе сейчас надо сосредоточиться и выслушать меня крайне внимательно; речь пойдёт об очень важном…
По-черепашьи, словно в замедленной сьёмке Настя моргнула. Её губы не двинулись, замерли прямой линией, но её взгляд сказал: «Не тяни»…
Роман кашлянул в кулак.
– Помнишь мы недавно ходили в театр? Недели где-то две назад. Так вот… Как бы тебе сказать…
Взгляд Насти намекнул, что можно сделать это как вздумается.
– Видишь ли… – Роман взглянул дочери прямо в глаза. – Работающего в этом театре человека на этой неделе нашли убитым. И скорее всего убил его тот самый маньяк, про которого я тебе рассказывал…
Настя заморгала живее, даже головой помотала, будто ослышалась.
– Чего?.. – Сама того не подозревая она прищурилась и нахмурила брови совсем, как это делает родитель. – Убили кого-то в театре, куда мы ходили?..
Выражение Романа стало холодно-разумным. С сухой, привычной на работе деловой миной он кивнул, а равнодушно-нейтральный тон дал почувствовать себя в своей тарелке:
– Да. Его нашли во вторник, но убили, криминалисты говорят, в воскресенье. Дело было так…
Пропустив всё самое грязное и насчёт стихов Роман посвятил дочь в детали. Только про разговор с директором театра умолчал: выкладывать это показалось лишним. Мало-помалу, как история шла к завершению, глаза Насти округлялись; когда же в конце Роман произнёс: «Да, вот так. Совсем рядом с нами, доченька моя. И не алкаши какие поножовщину устроили, не бандиты. Маньяк, дорогая моя. Самый настоящий маньяк»… они стали огромными, как планеты! Даже челюсть её отвисла – воробей заскочит!
Заметив, насколько дочь поражена, капитан Птачек собранность растерял. Опустив взгляд он буркнул:
– Вот такие вот дела…
Надрываясь и надувая металлические щёки засвистел чайник. Роман спешно поднялся, огонь выключил. В кружку побежал кипяток. Тощий черноватый пакетик разбух, пустил в воду цвет. Роман помешал, прильнул губами к краю – и тут же отпрянул, больно ожёгшись. Вернувшись за стол он поставил кружку перед собой и сложил руки, как делал когда-то в школе – по-ученически. Стараясь продолжить с прежним тоном он подытожил:
– Доченька… Я хочу, чтобы ты восприняла меня серьёзно. Будь всегда осторожна, особенно с незнакомыми. А для тебе сейчас все незнакомцы… Помни, чему я учил тебя, как надо защищаться. Следи за окружением, будь подозрительна. Раз уж у нас тут такое делается… Ворон считать нельзя.
Губы Романа превратились в сжатую, кривую черту; его обращённый к дочери взгляд исполнился вниманием. Странно, но то, что сперва показалось в ней тревогой, теперь видится задорным возбуждением. Или просто дочкин болезненный, всё ещё страдальческий вид мешает лучше понять её мимику?.. Настя выглядит и так, словно ей раскрыли страшную тайну, и так, будто ей рассказали анекдот: и не улыбается, и не тяготится. Середина между смятением и весельем. Странная, но, если честно, понятная смесь: для детей всё волнительное, пусть даже страшное – это приключение; и этот вот душегуб, который, быть может, курит сейчас на углу соседнего дома – тоже.
Роман осторожно спросил:
– Доченька… Ты меня услышала?..
Настя, будто скинув оцепенение, вновь быстро заморгала – её ресницы заносились вверх-вниз, как крылышки перепуганного мотылька! Стремительно качнув головой, от чего её черные длинные волосы чуть не попали в отцовский чай, она заверила:
– Конечно, пап! Я что, по-твоему, рассеянная?.. Не волнуйся, пап, я тебя услышала. Просто… ну… я офигела, если честно…