Ноздри Романа раздулись и приподнялись; губы выгнулись горькой дугой. На стоящую перед ним кружку он посмотрел так, что если б взглядом можно было разбить, она разлетелась бы в дребезги! Такое выражение возникало у него в минуту, когда за мысли об этой девчонке он упрекал себя особенно грубо. Только подумать – она ведь ровесница его дочери…
Загудела до тошноты знакомая, за годы службы сто раз успевшая опостылеть мелодия: ожил сотовый телефон. Капитан вынырнул из рассуждений, прислушался: ага, кажется, оставил трубку в куртке… Встав и выйдя из кухни, мимо дочкиной комнаты Роман прошёл с наигранной беззаботностью. Когда подошёл к заливающейся трелью накидке на лице его уже вновь цвели усталость и опасение – ночные звонки не несут ничего хорошего.
Телефон лёг на ладонь. На экране высветилось имя: Кирилл. Сделав глубокий, успокаивающий вздох Роман нажал на зелёную кнопку и прижал трубку к уху.
– Алло…
– Алло! Ром, привет! Извини, что так поздно, но тебя это в первую очередь касается. У нас новый труп. Женщина. Убита ножом, одна серёжка отсутствует. Другие ещё кое-какие признаки имеются… Короче – это ОН.
Роман прижал ладонь ко лбу и с силой провёл всей пятернёй вниз.
– Ты имеешь ввиду…
– Да. Наш особый клиент. Понятовский уже в курсе, он даже обещал приехать. Тебе бы лучше оказаться тут раньше, чем он… Мы с Денисом и ещё одним товарищем уже здесь. Криминалисты тоже скоро подтянутся… Улица Баныкина четырнадцать, третий подъезд. Как подъедешь, позвони. Я сам спущусь, доведу тебя до квартиры, тут что-то с домофоном. Всё! Ждём!
Трубка затихла, экран погас. Капитанская рука с телефоном не опустилась, а прямо-таки рухнула, ударив по поясу. А свободная поднялась. Чуть шершавые, ещё пахнущие пельменями пальцы растёрли напряжённые вески, помассировали скукоженный от натуженной думы лоб. Вздохнув уже резче и с шумом Роман бросил телефон в карман и уже скорым, не терпящим промедления шагом устремился в свою комнату.
Заметив неладное Настя, будто лисица, повела ухом. Поднявшись с подушки она оглянулась и увидела, как отец заходит к себе. Толкнутая его рукой дверь наполовину закрылась, в его комнате загорелся свет. По тени, отбрасываемой на стену, можно стало угадать, что родитель скидывает домашнее и одевается на улицу.
В волнении Настя отбросила телефон и вскочила с кровати – комната вокруг неё закружилась. Чувствуя муть и в животе и в голове и от этого ступая, как по минному полю, она дошла до косяка и упёрлась в него запястьями. Борясь с желанием сесть или даже лечь, мучимая тревожным любопытством Настя стала ждать, что будет.
Провозившись не более минуты Роман появился уже в зимних штанах и в свитере. Отворив дверь он встретил взгляд беспокойных, волнующихся дочкиных глаз. Не успел он и заикнуться, как Настя воскликнула:
– Пап, что это?! Новое убийство?!
Роман пригляделся к дочери внимательней: та стоит опираясь о косяк, будто её ветром сносит; зрачки большие, как у кошки, сцепившейся с собакой, и дышит часто, словно только что на десятый этаж галопом взносилась. От слабости Настя дрожит, будто на холоде без одежды. Да и особенная, наверное, для неё ситуация: вот только десять минут назад она выслушала целую проповедь о безопасности – и на тебе! Уже новый случай!
Стараясь подбирать слова осторожно и мимикой тревоги не выказать Роман неспешно, словно раздумывая покачал головой.
– Да, вероятно… Это приятель со службы звонил. Сказал, что произошло какое-то убийство. Нельзя исключать, что этот тот самый маньяк, о котором мы только что говорили… Рано ещё судить, доченька. Приеду – увижу. – И, не давая ей вставить слово, добавил: – Извини, надо спешить.
С показавшимся её ужасным, обжигающим молчанием Настя смотрела, как отец прошёл мимо и стал одеваться. Когда он наклонился, чтобы зашнуровать ботинки, у неё вырвалось:
– Папа! Пожалуйста, будь осторожен!
Пальцы Романа остановились. Подняв лицо он взглянул на дочь и с удивлением увидел то, чего и не помнил, видел ли когда-нибудь в ней вообще: кусающая губы, даже как будто чуть ли не плачущая Настя смотрит на него с таким смятением, будто он уходит не очередной вызов, а на войну.
Во второй уже раз за вечер почувствовав себя тронутым Роман забыл, что ему вообще что-то докучает. Ощущение, что дочь любит его, что она за него беспокоится заставило смотреть на проблемы уже не как на досаду, а как на нечто лёгкое. Даже полезное! Увидел бы он такое к себе отношение, если б лежал на диване перед телевизором и всё было бы спокойно?.. О-о-ох, вряд ли.
Тепло улыбнувшись и оставив шнурки так и не завязанными Роман поднялся и протянул ладони. По старой, с самого детства у всех людей воспитанной привычке, когда родители постоянно брали на руки, Настя оторвалась от косяка и, подойдя к отцу, позволила себя обнять. Роман же сжал её так, словно хотел спрятать в груди.