– С восхищением? Нет, Рома, это не так. Но таким как мы, следакам, должно быть просто воспрещено думать о преступниках, как о каких-то животных. Да, он чудовище. Но ведь он умён. Если ты будешь воспринимать его за бешеную собаку, то никого его не поймаешь. Лучше думать о нём, как о противнике в, скажем, шахматной партии. И постараться своим умом переиграть его ум. Мне это так видится.
Наступила краткое затишье. Роман обдумывал, чем бы таким ответить, но Анисин снова его опередил. Отставив чай старик развернулся к гостю всем корпусом и положил ладони на колени. Со взглядом, полным значительности, он заговорил:
– Вот что, Ром: если театралов в самом деле убивает Поэт, а на подражателя тут явно не тянет, то с нашей стороны будет естественно искать в его действиях закономерность. Нельзя же просто думать, что вот он убивает их, просто потому что он маньяк?.. Слишком уж, как ты верно отметил, с последними двумя убийствами крутые совпадения. Верно я рассуждаю?..
Птачек хотел кивнуть, но Анисин продолжил ещё резче и уверенней:
– Это первое! Второе: если три года назад, коли верить моему предположению, он перековался и перешёл с тех, кого можно убить легко и безнаказанно на тех, кто, скажем так, с грешком, то почему он не может сделать этого снова – снова перенацелиться?.. Или же… – Старик понизил голос, меж его бровей пролегла чёрточка, – или же он действует по-старому, но просто нашему любителю крови и поэзии известно про театралов что-то, чего пока ещё не известно нам.
Слова вырвались раньше, чем Роман успел их обдумать:
– Вот и я о том же, Филипп Петрович! Это же ведь так очевидно, разве нет?!
Анисин поморщился, будто услышал скрип металла по стеклу. Уголки его губ, однако, приподнялись.
– Тише, Ром, тише. Чего кричишь?.. Я ещё не совсем глухой.
Птачек понял, что как-то очень быстро перевозбудился.
– Извините, Филипп Петрович. Простите. Просто у меня накипело…
– Понимаю… – Анисин улыбнулся ещё шире, уже открыто. – Прекрасно тебя понимаю. Всё тот болван из головы не лезет?..
Роману показалось, что его упрекнули в личной неприязни, которая вредит общему. С напором, которого его ответ вовсе не заслуживал, он возразил:
– Филипп Петрович! Да мне плевать, что он там о себе воображает! Я ж про то, что он может быть во всём этом замешан!
Сказав это Роман понял, что вновь горячится, и горячится напрасно. Перед стариком ему стало неловко. На Анисина, впрочем, это не произвели эффекта никакого. Со спокойствием, с которым голубям в парке бросают крошки, он ответил:
– А я на это, Рома, и не возражаю. Более того – я с тобой согласен. Если Поэт убил уже двух людей из одного и того же места, – вот этого самого театра, – причём сделал крупный акцент на их, как ты выразился, некой нечистоплотности… Да что ходить обиняками! Он прямо намекнул, что и этот режиссёр, и эта – кем она там была? – из бухгалтерии замешаны в чём-то тёмном! Если, продолжаю, всё это правда, то будет непростительной наивностью думать, что и сам директор театра с этим всём как-то не связан или хотя бы о чём-то не догадывается. Где это видано, чтобы начальство не было в курсе, не покрывало а то и не возглавляло какие-нибудь преступные выходки своих подчинённых?.. Нонсенс! Конечно в теории это возможно… – Анисин пожал плечами, – но лично я посчитал бы человека, поверившего в это, слабоумным. Одно только озлобленное поведение этого твоего Валерия чего стоит… Невинный так бы себя не вёл, уж в этом забьюсь с кем угодно.
Анисин говорил спокойно, рассудительно и даже как-то отстранённо, но Роману казалось, что старик прямо жгёт – настолько каждое его слово находило отклик в сердце! Ещё бы! Всё о чём он и сам думал – всё будто снято у него с языка и высказано с той завораживающей трезвостью, с которой можно убедить кого угодно разумного в чём угодно логичном.
Может быть этим мысли отразились у Птачека на лице, так как Анисин прервался и глянул на гостя вопросительно.
– Что, Ром? Поди о том же думал?..
– Да я… – Капитан замялся и стал чесать в затылке. – Я да… Вы прямо в десятку лупите, Филипп Петрович. Мне и добавить нечего.
– Нечего добавить? – Анисин картинно удивился. – А я-то думал, что всё, что я сейчас высказал, ты и сам знаешь. Это же азбука… Ты ведь на самом деле не за этим пришёл. Не за тем, чтобы услышать эти очевидности.
Взгляд капитана опустился на поднос, пошарил там… спустился на пол… а потом быстро вернулся к старику. Голос Романа, словно в подражание старшему товарищу, и сам теперь прозвучал спокойно и будто бы напоказ холодно:
– Ну вообще-то, Филипп Петрович, да… Вы правильно сказали, что всё это очевидно. Но ведь… Мы можем видеть одно и тоже и даже думать одинаково… однако поступим по-разному. Я бы… – Роман хрипнул, громко прочистил горло. С новой порцией уверенности он продолжил: – Я был бы вам очень признателен, если бы вы посоветовали, как со всеми этими знаниями поступить. Или если бы вы сказали, как сами бы с ними поступили…